Лора Флоранд
Француженки не любят сказки
© Калашникова Т., перевод на русский язык, 2015
© ООО «Издательство «Э», 2015
– Она вернулась.
Черт побери! Да как эта вострушка Гийеметта смекнула, что он положил глаз на ту женщину – странную клиентку за нижним столиком?! Хмуро взглянув на свою подчиненную, Доминик перестал возиться с огромным куском шоколада и прошел вдоль стеклянной стены к тому месту, откуда лучше был виден зал внизу. Вымазанные в шоколаде пальцы он предусмотрительно сжал в кулаки, чтобы случайно не оставить на стекле пятен, какие оставляет ребенок, глазея на витрину кондитерской.
Как обычно, молодая женщина сидела одна за маленьким столиком. Вот уже неделю она приходила сюда дважды в день. Сначала утром, потом к вечеру. Вероятно, туристка. Приехала ненадолго в Париж. Как и все туристы, она старалась под завязку набить себя шоколадом, который делают французские шоколатье в своих небольших магазинчиках. Но даже он, Доминик, находил несколько странным, что она предпочитает только его продукцию! Да, туристы читали путеводители и чаще всего выбирали кого-то из первой десятки в перечне парижских соблазнов: являлись утром к нему, к Филиппу Лионне после обеда, а к Сильвану Маркизу на следующий день. Но, как правило, они не могли похвастаться сколь-нибудь развитым вкусом и понятия не имели, что Сильван Маркиз скучный и что единственный кондитер, способный вызвать истинный восторг у любительниц шоколада, – это он, Доминик Ришар. Однако и его можно с кем-то сравнить…
Впрочем, эта клиентка не выглядела доверчивой или же экзальтированной, такую привести в восторг нелегко. Она держалась необычайно спокойно и сдержанно. У нее был большой, чувственный рот; определить цвет ее глаз, затененных ресницами, Доминик пока что не мог – она сидела далеко от него. Ее волосы были неизменно спрятаны под капюшоном, иногда – под стильной шляпкой или небрежно, как у Одри Хепберн, повязанным шарфом. Высокие скулы были несколько островаты. Лицо, словно золотой пылью, было густо покрыто веснушками.
В первый день она была буквально кожа да кости. Возможно, она модель? Но для модели слишком миниатюрная и веснушчатая. Так что скорее всего у нее лишь типичная городская анорексия. Когда незнакомка заказала чашку горячего шоколада и шоколадный эклер, Доминик ожидал, что, съев их, она бросится в туалет, дабы извергнуть из себя вожделенное лакомство, прежде чем ее организм усвоит полученные калории. Его бесило, когда он видел, что клиентки так обращаются с его шоколадом.
Но она просто сидела за столиком, полуприкрыв веки и бережно обхватив ладонями горячую чашку. Сидела долго, потихонечку расправляясь с эклером и шоколадным напитком. Ни разу не вытащила телефон или журнальчик, вообще ничего не делала, только сидела и лакомилась.
Когда она ушла, Доминик с удивлением обнаружил, что кусочек его души, оторвавшись, улетел вместе с нею. Он смотрел в высокое створчатое окно на ее удалявшуюся фигурку; она шла осторожно, словно тротуар мог таить в себе невидимую простым глазом опасность.
В тот день она появилась еще раз и опять сидела, держа чашку chocolat chaud в ладонях, грея о нее пальцы, но теперь она попробовала ломтик его самого знаменитого gateau. Ела медленно, крошечными кусочками, и внимательно вбирала в себя все, что ее окружало.
Значит, вбирала в себя и его. В этом зале он был запечатлен в каждой детали – крупной и мелкой. В грубом камне, которым были оформлены три стены и арочные проходы. В тяжелых шторах красного бархата, с их страстной пышностью. В белой стене с тиснеными розовыми бутонами, которая как бы служила фоном для незнакомки, хотя никто не мог понять, какой части его натуры могли соответствовать эти хрупкие цветы. Сверкающие, яркие витрины, последнее слово техники. Квадратики темного, высокого качества шоколада, покрытые причудливыми узорами; избранная коллекция пирожных, его gateaux au chocolat, эклеры, тортики; полупрозрачные столбики карамели. Он считал своими даже людей, сидевших за другими столиками. Они принадлежали ему, пока находились в его салоне, и только по наивности думали, будто это они покупали его.
На третий день, когда официант Тьерри поднялся наверх с заказом – ее заказом, Доминик внезапно решил рискнуть.
– Отнеси ей вот это. – И он дал ему шоколадный эклер с лимоном и тимьяном – рецепт был сочинен нынешним утром.
Доминик наблюдал, как официант сообщил что-то клиентке, передавая эклер, а та подняла голову и огляделась по сторонам. Но не догадалась взглянуть наверх, да если бы и взглянула, то что с того? Она ведь не поняла бы, что это он, даже если бы его и увидела.
Когда она ушла, официант принес ему листок, оставленный дамой на столике. На обратной стороне она написала: «Большое спасибо!» и нацарапала непонятную букву. Л?.. Д?.. А?..
Внезапно он испугался, что больше никогда ее не увидит. Через несколько часов она улетит, а сейчас упаковывает сувениры. И даже не купила коробки его шоколада, чтобы не скучать во время полета. Всю ночь его не покидала мысль, каким же пустым и осиротевшим станет без нее его заведение.
Но наутро она пришла снова и спокойно уселась за столик.
Он казался себе грубым и неотесанным при одном лишь взгляде на ее безмятежность, на ее тонкие пальцы, запястья. Ему казалось, что, пройди он мимо нее, задень – и она разобьется, что тебе фарфоровая статуэтка… Стоп. Зачем он стоит тут и пялится на нее? Неужели у него нет других дел, черт побери? А ей нужно приходить к Сильвану Маркизу, в его бутик, там все сладкое, яркое… Не то что у него, Доминика Ришара. Его шоколад такой темный, что на языке остается терпкая горечь.
Да, ей наверняка нужен галантный принц, а не мужлан, который провел первые шесть лет своей рабочей карьеры, с двенадцати до восемнадцати лет, на жуткой скотобойне, срубая с костей кровавые куски мяса. От такой работы руки его сделались безобразными, загрубели, душа тоже. Он преодолел темную полосу своей жизни, но уж точно не подпустит туда никого даже близко. Что случится, если когда-нибудь он сорвется с цепи? Думать об этом он не хотел.
– А она на тебя запала, разве не видишь? – заметила Селия, его работница, лохматенькая толстушка, оттеснив своего босса в угол, чтобы лучше видеть самой. Доминик мрачно поглядел на каштановые клочья ее волос. Он не понимал, почему его сотрудники упорно относятся к нему, как к добродушному старшему братцу или терпеливому папеньке, хотя он был лишь на несколько лет старше их и едва ли годился на ту или другую роль. Ни у одного топ-шефа во всем Париже не было таких отношений с подчиненными. Возможно, он обладает особым даром нанимать идиотов.
