Эту книгу — моему сыну, Люку
Nur 'Аупаууа, что означает «свет моих очей», который был там с самого начала
Эхо шагов в памяти
Вдоль тропы, что нам было не одолеть,
К двери в розовый сад, что не удалось открыть.
И эхо моих слов,
Которых ты не услышала.
Томас Стерт Элиот. Четыре квартета
(имена, выделенные курсивом, указывают на то, что данный персонаж является реальным лицом)
Подданные Английской державыПол Пиндар — представитель Левантийской торговой компании; секретарь посольства Великобритании.
Джон Керью, его слуга и главный повар посольства.
Сэр Генри Лелло — английский посол.
Леди Лелло — его супруга.
Томас Даллем — механик, органных дел мастер.
Томас Гловер — представитель Левантийской торговой компании; секретарь посольства Великобритании.
Джонас и Уильям Олдридж — торговцы, английские консулы на островах Хиос и Патрос.
Джон Сандерсон — представитель той же торговой компании.
Джон Хэнгер — его ученик.
Мистер Шарп и мистер Лэмбет — представители той же торговой компании в Алеппо.
Преподобный Мей — пастор посольства Великобритании в Стамбуле.
Кутберт Булл — повар в посольстве Великобритании.
Томас Лампри — капитан торгового судна.
Селия Лампри — его дочь.
Аннетта — ее подруга.
Подданные Оттоманской империиВалиде[1] Сафие, владетельная султанша — мать султана Мехмеда III.
Эсперанца Мальхи — кира,[2] доверенное лицо владетельной Сафие.
Гюльбахар, Айше, Фатима и Тюрхан — доверенные служанки валиде.
Гюляе, хасеки[3] султана — любимая наложница султана.
Хайде — наложница султана, мать принца Ахмета.
Ханзэ — молодая женщина в гареме.
Хассан-ага, известный по прозвищу Маленький Соловей-глава стражи черных евнухов.
Гиацинт — евнух.
Сулейман-ага — старший евнух.
Карие[4] Лейла — прислужница в купальнях гарема.
Карие Тата и карие Туса — прислужницы в гареме.
Султан Мехмед III — правитель Оттоманской империи в 1595–1603 гг.
Валиде Нурбанэ — мать предыдущего султана, старая владетельная султанша.
Янфреда-ханум[5] — бывшая управительница гарема.
Джамаль аль-андалусиец — ученый, астроном.
ДругиеДе Бреве — посол Франции при дворе султана.
Байло-венецианец — посол Венеции при дворе султана.
Оксфорд, нынешнее время
Пергамент, когда Элизабет впервые взяла его в руки, имел янтарный оттенок настоявшегося чая и был хрупким, как высохший лист дерева.
Малого формата, он был сложен втрое и прекрасно уместился между страницами книги. Вдоль той, что оказалась наружной из этих сложенных сторон, бежало водяное пятно, повредившее текст. Элизабет бросила быстрый взгляд на строку в каталоге — «Opus astronomicus quaorum prima de sphaera planetarium»[6] — и снова обратилась к сложенному листу.
«Я отыскала его».
От волнения горло так сильно перехватило, что стало трудно дышать, и некоторое время она сидела, боясь даже шелохнуться. Библиотекарь не глядел в ее сторону, он занимался книжками, разложенными на тележке, стоя к ней спиной. Девушка перевела взгляд на циферблат часов, висевших на противоположной стене, — без пяти минут семь.
До закрытия библиотеки оставалось совсем мало времени. Колокольчик уже прозвонил, и большинство читателей начали пробираться к выходу, но она по-прежнему оставалась на месте, не в силах заставить себя развернуть пергамент. Вместо этого взяла в руки книгу, в которой он находился, и, осторожно раскрыв ее таким образом, чтобы корешок покоился на сложенных вместе ладонях, поднесла к лицу.
«Осторожней, сейчас как можно осторожней», — приказала она себе.
Прикрыв глаза, чуть потянула носом, как пугливая кошка. И сразу уловила в запахе старой книжной пыли слабую струю камфары. Потом вдруг повеяло морем — да, определенно, эта книга хранила запах моря. Затем еще чем-то. Что же это было? Она снова принюхалась, на этот раз еще более осторожно.
Розы. Печальный аромат роз.
Когда Элизабет отложила книгу, руки ее дрожали.
Стамбул, в ночь на 1 сентября 1599 года
— Они мертвы?
— Девушка — да, мертва.
Хрупкая фигурка, две тонкие золотые цепочки едва заметны на узких лодыжках, ничком лежала среди подушек, разбросанных по полу.
— Он тоже?
Кира владетельной султанши, еврейка Эсперанца Мальхи, поднесла фонарь к другому телу, неловко распластавшемуся на диване, и осветила его. Из кармана своей туники она достала крохотное, в драгоценной оправе зеркальце и поднесла к ноздрям лежащего. Тонкая, почти неразличимая пленка затуманила его гладкую поверхность.
— Нет, госпожа. Еще нет.
В глубоком сумраке, у самой двери, ведшей в небольшую спальню, стояла Сафие, госпожа валиде, мать Тени Аллаха на Земле. Несмотря на то что ночь выдалась безветренной и тихой, она вздрогнула и поправила на плечах тонкую шаль. При этом движении на ее пальце коротко сверкнул огромный, размером с голубиное яйцо, изумруд, своим острым блеском напомнив кошачий взгляд.
— Ему долго не протянуть. Как ты считаешь?
— Да, госпожа, он умрет совсем скоро. Мне позвать врача?
Ответ прозвучал резко и категорично:
— Нет! Врача не надо. Пока не надо.
Обе женщины обернулись к умирающему — в полутемной комнате этот человек казался лишь массивной грудой бесформенной черной плоти, громоздившейся на диване. На полу рядом с помостом валялся опрокинутый поднос, блюда с угощениями были рассыпаны по всей комнате. Застывшие темные струйки вина, а может быть, рвоты тонкой сеткой поблескивали на подушках. Ручеек неизвестной жидкости вытекал из правого уха мужчины.
— Яд?
— Да, госпожа. — Эсперанца коротко кивнула. — Взгляните…
С этими словами она наклонилась и подобрала с пола какой-то предмет, валявшийся среди осколков разбитого фарфора.
