Галина Артемьева - Пуговица

— Я была совсем одна. И мне было все равно. Обо мне никто не думал. И я не думала ни о ком. Я хотела вспомнить, а была ли жизнь вообще.

И тогда я принялась вспоминать…

Так она сейчас думает. Высокая, стройная, длинноволосая, молодая… Здесь задумаются, как обратиться: дама или барышня. Но одно безошибочно определяется с первого взгляда даже самым не искушенным в вопросах моды и стиля случайным прохожим: неброский, но внятный шик ее облика. Таким обычно завидуют. О таких говорят, что уж у нее-то все — лучше не придумаешь. Было, есть и будет. Ну, пусть так себе и представляют.

Швейцарский город Люцерн в лучах заходящего летнего солнца прекрасен. Он казался бы игрушечным, сооруженным добрым волшебником по мановению волшебной палочки: взмах — и появился крытый деревянный мост с дивными картинами на потолке и яркими цветами по бокам, ведущий к старинной башне; другой взмах — и возникли удивительные дома на берегу бескрайнего Люцернского озера, простирающегося на четыре кантона страны… Рай для любознательных туристов. То, что все сотворено людьми, их упорным многовековым трудом, понимается, впрочем, быстро: достаточно взглянуть на окружающие город горы, на вечно заснеженные Альпы в отдалении, на мощный величественный Пилатус, у подножия которого, по преданию, похоронен тот самый Понтий Пилат, который не спас Иисуса Христа от распятия, хотя и мог. Он был обычным воякой, а уйдя на пенсию, заселился в прекрасной стране Гельвеции [1], здесь и обрел вечное свое пристанище.

Горы с людьми не шутят. Сильные характеры нужны живущим здесь людям, чтобы не впадать в отчаяние, если сель или снежная лавина уничтожают то, что, казалось, должно простоять не то что века — тысячелетия. И не только не впасть в отчаяние, но и восстановить, отстроить заново. И — не вспоминать со стоном о том, чего не вернешь.

По озеру плавают лебеди, десятки белых прекрасных птиц бесшумно скользят по зеленоватой воде. Глаз не оторвать от их плавного движения. Мост, ведущий от вокзала в старый город, полон машин, людей, которые не знают, чем успеть налюбоваться: последними бликами уходящего солнца, глубокой водой, меняющей свой цвет, розоватыми вершинами гор или мощным бегом реки Ройс, именно тут и впадающей в озеро.

Никому нет дела до одинокой фигурки, застывшей в раздумье, что стоит на чужом мосту у чужого озера со странным предметом, переливающимся на ладони розово-фиолетово-голубыми отблесками.

А она, между тем, пытается вспомнить то, что составляло когда-то ее счастье: собственную жизнь.

И вспоминается почему-то старенький анекдот с длинной седой бородой:

Звонок в дверь.

— Дззззззззззззз!

На пороге весь искромсанный, перекошенный инвалид. Смотреть страшно.

— Иванова Марьванна?

— Я!

— В таком-то году аборт делали?

— Делала! — вибрирует Марьванна.

— Плод по голове молотком били?

— Била!

— В мусоропровод выбрасывали?

— Выбрасывала!

— Мама! Я вернулся!

Вот именно этим самым инвалидом и представляла себя иной раз Рыся. Не то чтобы постоянно, но бывало…

То ли Судьба ее, то ли Родина-мать (что тоже — судьба). Кто из них Марьванна?.. Не со зла, но ощутимо, ради, очевидно, избавления от плода или просто по буйности характера, так и норовила сердешная наподдать молотком то по голове, то по чему еще… И после всех перечисленных действий выкинуть в мусоропровод: много вас тут развелось, пошли все вон отсюда.

Все-таки они по большей части выстаивали, не скатывались вниз, вырастали, взрослели… Получались из них характеры! С большой буквы. Те самые Характеры из Русских Селений, воспетые Некрасовым.

Коня на скаку останавливать нужды почти ни у кого не было. Да и фиг бы с ним, с конем. Пусть скачет. Немного их осталось.

А избы себе как горели, так и горят. И порой уже хочется в них войти и остаться навсегда, чтоб не участвовать во всем остальном прочем.

Но вот научиться защищаться и прикрываться, чтоб в душу не плевали и не рыгали, — это искусство! Именно это далеко не у всех получается. Даже скажем — мало у кого. При всей нашей силе характера. Тут мы теряемся и оторопеваем.

Что делать? Как ответить? Как не принять? Как вернуть плевок тому, кто его посылает, да так, чтоб он что-то наконец понял?

Вот этому бы научиться… Хотя она долгое время была уверена, что умеет практически все. У нее ведь не только врожденная сила характера, у нее образование…

Однако получается, что урокам конца не предвидится… Неужели — так?

Появилась она на белый свет первой из пятерых сестер-братьев чуть больше трех десятков лет тому назад в городе Москве, тогдашней столице экспериментального временного государства СССР.

Родители дали своему первенцу гордое имя Регина. Вполне культурные молодые родители: папа — новоиспеченный хирург, мама — переводчица. Поженились сразу после окончания своих престижных вузов. Думали, что по любви. Уверены были. И, естественно, возник у любви плод.

Счастья было! Не описать!

Родители не могли надивиться объявившемуся в семье чуду — маленькой девочке с солнечным одуванчиковым пушком на голове. Они все не верили, что сами зародили это безукоризненно прекрасное существо, все любовались ручками-ножками, тонюсенькими пальчиками-спичками с крохотными, но совсем настоящими ноготками, по форме абсолютно папиными. Их приводили в восторг ее синие глаза, реснички, бровки… Все у девочки имелось, как и полагалось, без отклонений. И все казалось великолепным.