Элизабет ЛОУЭЛЛ
ЖЕМЧУЖНАЯ БУХТА
Брум, Австралия
Ноябрь
Приближался шторм. Безграничное знойное небо нависало над раскаленной землей.
Очутившись в эллинге для сортировки жемчуга, он набрал код на сигнальной панели и захлопнул стальную дверь. Ему удалось отделаться от сортировщиков под предлогом случайной проверки, но рисковать не хотелось, поэтому он сразу выключил кондиционер, хотя знал, что скоро здесь тоже станет жарко.
Но при работающем кондиционере не услышишь, если кто-нибудь войдет. Зато можно воспользоваться системой потолочных вентиляторов, что он с удовольствием и сделал. Металлические лопасти завертелись, как бы нехотя рассекая тягучий воздух. Еще он мог бы распахнуть закрытые ставнями окна, но тогда кто-нибудь из рабочих обязательно его заметит, а все они умирали от желания выяснить, где он прячет свой запас жемчуга.
Автоматически стерев пот с лица и рук хлопковым полотенцем, он приблизился к столам, на которых рядами и аккуратными кучками лежали жемчужины, таинственно переливаясь всем спектром цветов. Они словно приглашали дотронуться до них, ласкать их, насладиться ими.
Боготворить.
Только не вспотевшими грубыми пальцами. Ведь жемчужины изысканны и хрупки, человеческий пот разъедает тонкие нежные слои, которые взятый в плен раковины моллюск, называемый жемчужницей, столь терпеливо создавал, чтобы закрыть внутреннюю рану. Неосторожные действия превращали великолепные жемчужины высшего сорта в тусклые, скучные горошины, небрежное отношение убивало едва уловимые нежные полоски рассвета, только что танцевавшие под атласной оболочкой. Жемчуг недосягаем. Как мечта. Как чудо. Недосягаем. Всегда.
Но человек посягал на него. Всегда.
Еще за четыре тысячи лет до Рождества Христова человек собирал, хранил и высоко ценил эти мерцающие чудесные капли из моря. Рожденные громом, зачатые туманом, оплодотворенные лунным светом, слезы богов… Все объяснения происхождения жемчуга меркли перед необыкновенной таинственностью самих жемчужин.
Будь то варвар или цивилизованный человек, дикарь или эстет, никто не устоял перед очарованием жемчуга. Он не требовал ни обработки, ни резки, ни полировки, его считали воплощением всей гаммы человеческих чувств, от низменных до самых возвышенных. Им украшали алтари Венеры и гробницы святых, его носили короли, священники, императоры, султаны и чародеи. Жемчуг был символом абсолютной власти.
Тот, кто владел жемчугом, обладал магической силой. Магия, волшебство, исходящие от мерцающих жемчужин, лежавших на столе, казалось, наполняли все помещение.
Среди этого великолепия любое чудо представлялось возможным…
Человек, проникший в эллинг, медленно двигался мимо лотков с девственно-белыми и переливчато-черными жемчужинами южного моря, которые опытные сортировщики безошибочно отбирали по размеру, цвету и совершенству формы.
Однако ничто на столах его не заинтересовало. В течение двух лет он из каждого сбора тщательно выбирал только лучшее. Ибо если человек приносит жертву Богу или дьяволу, то это должен быть лучший дар.
Он приблизился к стальным дверям в конце эллинга, не обращая внимания на шелест плотной резины, скользящей по кафельному полу, как идущий человек не обращает внимания на звук своих шагов.
Вторые двери тоже были закрыты секретным замком. И не мудрено: за их сталью хранилось сокровище, не сравнимое ни с каким другим на земле. Он распахнул открывшуюся дверь. В сводчатой комнате перед ним стояли запертые шкафчики, где находились лотки с жемчугом высшего качества, собранным в разное время.
Каждый шкафчик был оснащен механическим сейфовым замком с массивной стальной ручкой, поскольку условия тропического климата не выдерживало никакое электронное оборудование, а тут лежало такое богатство, которое сделало бы алчным даже святого. Он знал, что в помещении никого нет, однако все же оглянулся. Теперь предстояло самое трудное. Общеизвестно, что он не может встать на ноги без посторонней помощи, следовательно, ему не дотянуться до верхних ящичков, поэтому каждый искал его тайник, ориентируясь на уровень головы сидящего человека.
С жестокой улыбкой он снова протер ладони и вытянулся, ухватившись за самую высокую ручку, до какой смог достать. Пусть ноги у него не толще черенка лопаты, зато руки и плечи с развитой мускулатурой.
Подтягиваясь то на левой, то на правой руке, он поднимал свое тело по десятифутовой стене запирающихся шкафчиков. Один раз вспотевшая ладонь соскользнула, и, прежде чем он снова ухватился за ручку, необычное кольцо из нержавеющей стали, которое он носил на указательном пальце, оцарапало поверхность. Впрочем, новая царапина не отличалась от множества других таких же, безмолвных свидетелей его бесчисленных подъемов к личным сокровищам.
Тяжело дыша, он набрал правой рукой код замка, потом несколько изменил положение тела, перенеся вес на обе руки, и с силой дунул.
Толстая стальная панель медленно отошла, и за нею оказался ряд ящичков, врезанных прямо в стену.
Он сунул заостренную грань кольца в отверстие левого ящика, повернул и потянул на себя.
Тут он впервые заколебался, чтобы побороть сомнения, еще раз оглянулся. Удостоверившись, что никого нет, вытащил длинный плоский футляр и с благоговением открыл его.
На фоне бархата цвета утренней зари мерцала «Черная троица».
Хотя он уже много раз видел это тройное ожерелье, сердце у него сжалось, а дыхание участилось. Живые, девственные, естественные, как в тот день, когда он вынимал их из прохладных, скользких чрев раковин, жемчужины не имели себе равных. Каждая рождена особым видом моллюсков «Жемчужной бухты», каждая неповторима, а сходство с черным опалом делало тройное ожерелье безумно дорогим. Однако «Черная троица» была ценна сама по себе. Нитки разной длины, но собраны из одинакового по размеру жемчуга. Самая короткая – из двенадцатимиллиметровых жемчужин, средняя – из четырнадцатимиллиметровых, а третья, самая длинная, – из несравненных шестнадцатимиллиметровых. Все без единого дефекта, все округлой формы. Кроме того, цвет каждой жемчужины отличался от других неуловимым оттенком, что неизмеримо увеличивало ценность ожерелья.
Тем не менее не богатство побудило человека ползти вверх по стене. И не красота. Словно одержимый средневековый алхимик или раскаивающийся грешник, он верил в чудо, такое невыразимое и мучительно желанное.
Открывая ящик за ящиком, он разглядывал сияющие черные жемчужины, томящиеся в стальном плену, и сравнивал их с «Черной троицей».
