Оливия Голдсмит - Клуб Первых Жен

Я ощущаю чувство глубокой признательности за полученную премию, которое усиливается тем, что я еще никогда не удостаивалась чести получать какую-либо награду, премию. Я испытываю особую благодарность по отношению к тем, кто помогал мне собирать материал для этой книги и писать ее. Мое искреннее спасибо:

Шерри Лансингу, который понял все и предоставил мне свободу писать книгу так, как я хотела,

Юстине Крайвен, которая печатала и перепечатывала рукопись и всегда находила для меня ободряющее слово, несмотря на то, что ей приходилось печатать и проклятия,

Брендону Ганнингу, который не жалел времени на редактирование,

Барбаре Тернер, которая позволила мне жить в ее загородном доме,

Луизе Эдвардс Смит, которая одолжила мне деньги на печатание,

Розмари Сэндберг, которая настояла на том, чтобы книга была написана,

Жану Виллано и другим сотрудникам «Эловитц и партнеры», которые снимали копии, печатали, отправляли по почте материалы книги,

Робу и Сьюзи Масцителли, которые смеялись над всеми моими шутками.

Ленни Гартнеру, великому бухгалтеру и большому ДРУГУ,

наконец, самая сердечная благодарность Полу Юджину Смиту за бесконечное чтение и перечитывание рукописи, а также за постоянную поддержку в трудные времена.

Maнхэттен, остров сияющей мечты, спал в предрассветной мгле. На том острове мечты сбывались, переставали быть мечтами и отбрасывались, а иногда превращались и в кошмары. В темноте майской ночи в конце 1980-х годов на этом острове многие женщины спали в одиночестве.

Спальня Анни МакДугган Парадиз отличалась той простотой, для создания которой требовались немалые деньги и хороший вкус. Хотя пол был покрашен в немодный темно-ореховый цвет, но его мерцающий матовый оттенок роскошно контрастировал с китайским ковром, покоившимся на нем. Комната была выдержана в спокойных устрично-белых тонах, начиная от обивки стен и занавесей из натурального шелка до дамастовых покрывал. На этом фоне изумительным исключением были розовато-лиловые, кремовые и сапфировые тона ковра и темная зелень карликовых японских деревьев, за которыми Анни любовно ухаживала. Все в комнате было безупречно: даже огонь в камине, отделанном серым мрамором, погаснув, превращался в аккуратную кучку белого пепла. Только кровать Анни была в беспорядке, пуховое одеяло сбилось, подушки валялись на полу под простынями.

Все убранство спальни говорило о тончайшем вкусе, все успокаивало, диссонансом была только гора книг на ночном столике с мраморной крышкой. «Буддизм и экология: способ спасти планету», «Раненая женщина», «Женщины, которые слишком много любят», «Символы Юнга и коллективное бессознательное», «Танец гнева» и «Женщины Японии». Несколько необычно на фоне этой покрытой пылью яркой кипы книг смотрелась хрустальная ваза с орхидеями точно такого же устрично-белого оттенка, как и вся комната. Казалось, что безмятежные крошечные цветки плавают на фоне сверкающих корешков книг.

Телефон, стоявший рядом с вазой, неожиданно зазвонил. Тонкая загорелая рука выскользнула из-под одеяла. Морщинки на ней ясно указывали на определенный возраст, но форма ее была как у ребенка, пальчики маленькие, ногти короткие и ненакрашенные. Рука схватила трубку до того, как телефон вновь зазвонил, и утянула ее в ворох постельного белья.

– Алло, – сказала она хриплым голосом, а затем уже более ясным, – алло.

– Анни? Это Джил. – Анни еще не совсем проснулась, и он, поняв это, повторил: – Джил Гриффин.

Во сне она была совсем в других мирах, в местах, которые ей не хотелось покидать. Неохотно она вернулась к реальности. Джил Гриффин.

– Джил. Привет. – Она догадалась, что это не светский звонок, Анни не могла вспомнить, когда Джил звонил ей в последний раз. Несомненно, это было задолго до его развода с Синтией. И уж конечно, он никогда не звонил ей – она взглянула на свои часики – в половине шестого утра. Что-то, наверное, стряслось.

– Мне нужна твоя помощь. Синтия, она умерла, Анни. Анни никак не могла взять в толк его слова. Что-то тут было не так, скорее всего, смысл слов не соответствовал тону, которым они были произнесены. Никаких эмоций. Прогноз погоды. Холодный фронт, надвигающийся из Канады. Затем до нее дошло.

– О Боже! Что случилось? – Это было невообразимо. Ведь Синтия не была больна. По крайней мере, Анни ничего не было об этом известно. Кроме того, она старше Анни всего лишь на год. Возможно, это несчастный случай. Разве Синтия много пила? Нет, это другая ее подруга, Элси, была пьяницей.

– Самоубийство, – сказал Джил. Это окончательно лишило Анни дара речи. Он сухо сообщил несколько ужасных подробностей. Ванна. Перерезанные вены. Нашли мертвой через два дня.

– Мне бы не хотелось это обсуждать, – продолжил Джил вкрадчиво и отстраненно. Переменные дожди на Среднем Западе, подумала она. Он дает прогноз погоды. Потом добавил:

– Мне нужно, чтобы ты сделала кое-что.

– Конечно. Чем я могу помочь? – Это была автоматическая реакция хорошей девочки. Боже мой, Синтия умерла, Синтия умерла, а я такая вежливая. Анни задрожала под одеялом, несмотря на то, что был конец мая. – Что я могу сделать?

– Похороны завтра утром.

– Завтра утром, Джил? Так скоро? Но людям нужно время, чтобы…

Он оборвал ее:

– Ты не могла бы обзвонить некоторых из ее друзей и дать им знать? Я не общался с ними уже долго время.

– Конечно, мне бы хотелось помочь, но сегодня канун Дня памяти павших. Люди уезжают из города рано. Кроме того… – Она подумала о своей поездке в Бостон, чтобы повидать сына-выпускника. И отъезд дочери Сильви. Упаковка вещей. Это были их последние дни вместе. О, нет. Не сейчас. Неделя была и без того трудная, теперь еще это. При этих мыслях она почувствовала, что ее охватил стыд. Она сказала громко: – Так мало времени, что я не уверена…

– Сделай все, что можешь. Я сам очень загружен, – сообщил он без всякого выражения. Опасность наводнений в Нью-Йорке. Да, все как в дурной шутке, подумала Анни. Она села. Почему такая спешка? Почему так ужасно быстро?

– Все необходимое уже сделано? Никто не успеет купить цветы и все прочее. Я имею в виду… – Она задохнулась от слез. Потом попыталась успокоиться. – А как же надгробные речи?