Сандра Мэй
Забудьте слово страсть
Вечер пятницы накрывает большой город, и из всех офисов, из небоскребов и стеклянно-металлических зданий высыпает разнообразный и в то же время неуловимо похожий люд. Иногда их называют клерками, иногда — офисным планктоном, иногда белыми воротничками, но суть от этого не меняется. Все это довольно молодые люди, им от двадцати до тридцати пяти. Костюмы — хорошие, в разной степени дорогие, но одинаково строгие. Машины — крутые, очень крутые и наикрутейшие, согласно окладу и личному пониманию красоты.
Всю неделю эти люди ведут очень напряженный и здоровый образ жизни: они делают пробежки, потом пьют кофе без кофеина, потом интенсивно работают в офисе, в обед едят гамбургеры без холестерина (еще никто не выяснил, как такое сочетание возможно), потом опять работают, потом разъезжаются по домам, где позволяют себе пиво без алкоголя (это тоже загадка, но вкус вполне пивной).
И только в пятницу, в великую пятницу, когда впереди уик-энд, эти труженики, эти муравьи-работяги позволяют себе расслабиться и устремляются в бары и клубы, где их ждут стриптизерши, сигареты, виски с содовой, пиво (нормальное, человеческое) и полная потеря человеческого облика — если повезет.
И клубятся сизые клубы дыма под сводами темноватого и душноватого клуба…
Так или примерно так должен был бы думать Филип Марч, если бы Филип Марч был поэтом, но поэтом он не был, а был одним из тех, кто в пятницу… (смотри выше).
В данный момент Филип Марч сидел за столиком в заведении «Пегги Сью вышла замуж» и лениво аплодировал Сью и Питу, которые отплясывали джигу на стойке бара. Пит был исконным шотландцем, а Сью старалась для Филипа. Очень жаль, но бедной девочке не светит. Славной памяти Эд Фарбер, на чье место три года назад взяли молодого и обалдевшего от такой удачи Филипа Марча, завещал ему кактус по имени Люси Даймонд и бессмертное правило: «Никогда не трахайся там, где работаешь, малыш. Чревато».
Эда Фарбера уволили с треском, хотя он входил в когорту топ-менеджеров, за бурный и откровенный роман с одной из сотрудниц. Сотрудницу, кстати, тоже уволили, но ее имени история не сохранила. Или сохранила, но не наша история, а другая. Словом, Филип Марч вот уже третий год занимал должность начальника отдела продаж и собирался оставаться на этой должности еще некоторое время, так что бедной Сью из отдела логистики ничего не светит.
Филип перевел взгляд на брюнетку с кровавым ртом, сидевшую возле самого выхода. Не исключено, что это обычная шлюха, но класс чувствуется. Сюда абы кого не пускают.
Алкоголь плавал в голове мутноватыми волнами. Можно познакомиться с брюнеткой и закончить этот вечер гимнастическими упражнениями. Можно и не знакомиться. Количество выпитого тянет одновременно и ко сну, и на подвиги. Да, еще нельзя превышать скорость, потому что фараоны вряд ли обнаружат следы крови в его алкоголе… Старая шутка.
Филип поднялся, помахал сослуживцам рукой и направился к выходу. У самого столика брюнетки его шатнуло. Судьба. Кисмет. Фатум. Короче, придется знакомиться.
Из клуба они вышли вместе, провожаемые тоскливым взглядом бедной Сью. Брюнетку звали Одри, и машина Филипа явно произвела на нее впечатление. Впрочем, буквально через несколько минут впечатление это было сильно подпорчено — разумеется, он не удержался и превысил скорость, так что на шоссе он выехали колонной: «лексус» Филипа и две патрульные машины. Алкоголь — плохой советчик, и потому Филип совершил обычную ошибку всех подвыпивших водителей. Он решил удрать.
И ничего не получилось. Машину прижали к обочине, Одри надула губки и стала застегивать шубку, готовясь сообщить стражам порядка, что парня этого знать не знает и он просто подвозил ее…
Никто Филипа из машины не выволакивал и к подозрительным запахам интереса не проявлял. Пожилой офицер коснулся двумя пальцами виска и негромко спросил:
— Мистер Филип Марч, я полагаю?
— Д-да… виноват… это впервые… просто на работе сегодня небольшой праздник…
— У меня плохие новости для вас, сэр. Это касается вашего брата и его жены…
Через пару минут Филип Марч протрезвел неотвратимо и навсегда.
Тревор Марч и его жена Жанет разбились в своей машине два часа назад на скоростном шоссе в результате лобового столкновения с грузовиком.
Филип поднял глаза на полицейского.
— А Джонни? Что с Джонни, офицер?!
— Кто это?
— Это их сын… мой племянник… Джон Марч. Ему четыре года…
— В машине находились только ваш брат и его жена. Еще раз примите мои соболезнования. Вам не стоит садиться за руль в таком состоянии. Мы вас отвезем.
Дальнейшее Филип помнил очень плохо. В голове крутилось только одно: нужно немедленно найти Джонни…
Счета за электричество… за газ… за горячую воду… счет из магазина детской одежды… повестка в суд от Мымры… К черту всю эту макулатуру. В корзину.
Надо постирать и развесить вещи, потом почитать про эту несчастную кашу — ну должна же она когда-то получиться? Еще надо проползти в детскую и собрать игрушки на ковре, потому что этот поросенок наверняка все разбросал, а в прошлый раз из-за этого Филип чуть не заработал сотрясение мозга и множественные переломы конечностей, споткнувшись о мячик и удачно наступив после этого на пирамидку…
Как эти великие женщины — матери-одиночки — ухитряются растить своих детей? Памятник им всем и большое пособие. Пожизненное. Главное, как они все успевают и ухитряются выглядеть при этом сногсшибательно? Ну не все, конечно…
Из детской донесся сонный всхлип — и Филип Марч на лету поймал падавшую кастрюльку. На усталом небритом лице на мгновение отразились грусть и нежность. Джонни-поросенок, Джонни-егоза, Джонни-малыш… Его племянник. Его единственный родственник в этом большом и неласковом мире.
В тот страшный вечер Тревор и Жанет отправились в гости к друзьям. Джонни было решено не брать, оставить дома с няней. В девять вечера негодующая няня уложила мальчика спать и ушла, бормоча себе под нос, что таких беспечных родителей нужно лишать родительских прав и что она лично не собирается сидеть здесь всю ночь, у нее и свои дела есть… Уже ближе к полуночи ей позвонили из полиции и сообщили о случившемся, и она помчалась обратно, потому что в глубине души была неплохой женщиной, просто немного вредной. В квартире Марчей ее встретили полицейские, зареванный Джонни и разъяренный молодой человек, очень похожий на Тревора Марча. Этот молодой человек сказал ей такое… такое… Одним словом, подобные выражения недопустимы! Даже в сложившейся ситуации.
Няня была педантичным человеком старой закалки и считала, что порок следует искоренять беспощадно. Через неделю после похорон четы Марч она подала в суд на мистера Филипа Марча — за оскорбление чести и достоинства и нанесение морального ущерба.
Если честно, Филип плохо помнил те дни. Главным был Джонни — без конца плачущий, перепуганный маленький мальчик, разом потерявший и отца, и мать. На всем белом свете у него остался только один близкий человек — Фил, его дядя Филип.
Разумеется, департамент опеки собирался отправить Джонни в приют. Разумеется, Филип это не позволил. Он заставил себя собраться, он подключил юристов собственной фирмы — и вскоре стал официальным опекуном малыша Джонни.
А еще через неделю — Филип в это время сидел дома, взяв отгулы на работе — грянул гром.
Проще говоря, его уволили. Основная формулировка — использование активов фирмы в личных целях. Это про юристов, которых Филип отвлекал от основных обязанностей, пользуясь своим служебным положением. Была и еще одна причина, негласная: никому не нужен топ-менеджер, воспитывающий маленького ребенка в одиночку и не желающий пользоваться даже услугами детского сада.
Какой сад — если Джонни почти перестал разговаривать, все время плакал и держался за Филипа своими ручонками так крепко, что на коже оставались синяки?!
Больше всего на свете Филип Марч ненавидел оправдываться, особенно когда знал, что прав.
Он просто хлопнул дверью, утешая себя тем, что денег ему на первое время хватит, а потом — потом будет видно. Джонни он не отдаст! Ни в приют, ни в детский сад!
Деньги закончились на удивление быстро. В смысле БОЛЬШИЕ деньги. К счастью, Филип умел рассчитывать свой бюджет, хотя и выяснилось, что маленький ребенок — это довольно большие траты.
«Лексус» был продан, вслед за ним ушла и роскошная холостяцкая квартира в пентхаусе. После выплаты по всем долгам покойного Тревора Филип и Джонни переехали в небольшую, но уютную квартирку на Манхэттене, на подземной стоянке поселился бодрый, хотя и пожилой «форд» с большим багажником и специальным детским сиденьем, а сам Филип записался на курсы матерей-одиночек. Где и выяснил, что матери-одиночки — потрясающие тетки, все успевающие и умеющие, да еще и симпатичные, а бывшему топ-менеджеру до них, как до звезды.
