Эмили Гиффин
Детонепробиваемая
Я никогда не хотела быть матерью.
Даже в детстве, играя в куклы с сестрами, я брала на себя роль доброй тетушки Клаудии. Купала чужих пупсов, меняла подгузники и укачивала, а затем отправлялась по своим делам к более захватывающим свершениям на заднем дворе или в подвале. Взрослые называли мое стороннее отношение к материнству «милым» и одаривали той же самой искушенной улыбкой, какую адресовали маленьким мальчикам в ответ на заявления, что все девчонки вшивые. Для взрослых я была лишь задиристой баловницей, которая в один прекрасный день влюбится и займет свое место в строю.
Частично эти ожидания сбылись. Я переросла мальчишеские ухватки и несколько раз влюблялась – в первый раз в старших классах в Чарли, ставшего моим парнем. Но когда после выпускного Чарли посмотрел мне в глаза и спросил, сколько я хочу детей, в ответ он получил твердое: «Ноль».
– Совсем не хочешь? – Чарли выглядел испуганным, словно я только что раскрыла ему постыдный порочный секрет. – Почему?
Причин было много, и я их все озвучила, но ни одна его не удовлетворила. И не только его. Никто из вереницы парней, сменившихся у меня с тех пор, не понимал и не принимал мои чувства и соображения. И хотя наши отношения заканчивались по разным причинам, я всегда подозревала, что детский вопрос тоже играл свою роль. Но я все равно верила, что когда-нибудь отыщу своего единственного, того, кто будет любить меня такой, какая я есть, без условий, без обещанных детей. И была готова ждать своего уникума.
Но, дожив до тридцати, я уже смирилась с тем, что придется куковать в одиночестве. Что мне не суждено испытать многажды воспетое сладкое чувство, которое приходит при встрече с тем самым Единственным. Но я не стала упиваться жалостью к себе или быстро подыскивать абы кого, а сосредоточилась на том, с чем более-менее могла управиться: на карьере редактора в большом издательстве, захватывающих поездках, душевных посиделках с друзьями и интересными писателями, занятных вечеринках с хорошим вином и оживленными беседами. В общем и целом я была довольна своей жизнью и внушила себе, что мне не нужен муж, чтобы чувствовать себя полноценной и состоявшейся личностью.
А потом я встретила Бена. Красивого, доброго и забавного Бена, который казался слишком хорошим, чтобы быть настоящим, особенно после того, как я узнала, что он разделяет мои взгляды на детей. Вопрос всплыл в вечер нашего знакомства, на свидании вслепую, организованном нашими общими друзьями Рэем и Энни. Мы сидели в «Нобу» и болтали за сашими из желтохвостика и темпурой из скальных креветок, когда нас отвлек мальчик лет шести за соседним столиком. Ребенок был очень модно одет – черная шапочка «Кэнгол» и поло «Лакост» с поднятым воротником. Он сидел с прямой как палка спиной и гордо заказывал суши, правильно выговаривая названия без помощи родителей. В «Нобу» он очутился явно не впервые. Создавалось впечатление, что этот мальчик ел суши чаще, чем бутерброды с жареным сыром.
Мы с Беном наблюдали за ним, улыбаясь с умилением, обычно накатывающим при виде симпатичных детей и щенят, и тут я выпалила:
– Если уж обзаводиться детьми, то только такими.
Бен наклонился над столом и прошептал:
– Имеешь в виду, со стрижкой под горшок и стильным гардеробом?
– Нет. Такими, которых можно привести в «Нобу» в будний вечер, – откровенно пояснила я. – Мне неинтересно есть куриные наггетсы в «Макдоналдсе». Совсем неинтересно.
Бен кашлянул и прищурился:
– Значит, ты не хочешь жить в пригороде и ходить в «Макдоналдс», или не хочешь детей? – спросил он, и я разглядела его соблазнительный слегка неправильный прикус.
– Ни того, ни другого. И то, и другое. Короче, все перечисленное, – сказала я. И, на случай если недостаточно ясно выразилась, добавила: – Не хочу ходить в «Макдоналдс», не хочу жить в пригороде и не хочу иметь детей.
Рановато я столько на него вывалила, особенно в нашем возрасте. И мне, и Бену уже исполнилось тридцать один – достаточно взрослые, чтобы тема детей прочно закрепилась в мужском списке вопросов, неподходящих к обсуждению в начале знакомства. Неподходящих в том смысле, что женщина априори желает стать матерью. А если не желает, то озвучивание этого факта сродни признанию в близкой дружбе с Анной Курниковой и регулярной совместной практике секса втроем на первых же свиданиях. Другими словами, после такого откровения ваш кавалер, скорее всего, не станет рассматривать вас как потенциальную жену, но с удовольствием начнет с вами встречаться. Потому что женщина за тридцать, не стремящаяся родить ребенка, означает отсутствие давления, а большинство холостяков находят отсутствие давления приятным и именно поэтому стараются крутить с двадцатилетними. Так мужчины обеспечивают себе люфт, возможность свободно вздохнуть, не заморачиваясь долгосрочными обязательствами.
С другой стороны, я понимала, что теперь сразу же окажусь дисквалифицирована в сфере долговременных отношений, как уже было со многими мужчинами в моей жизни. Как ни крути, большинство людей – и мужчин, и женщин – расценивают нежелание обзаводиться детьми как нарушение контракта. По меньшей мере я рисковала показаться холодной и эгоистичной, а эти два качества определенно не возглавляют список «чего хотят мужчины».
Но в сумасбродном мире свиданий я научилась придерживаться откровенности в разговорах о жизненных приоритетах и позициях. Нежелание иметь детей было неплохим преимуществом. Я не сходила с ума из-за печально знаменитых «тикающих биологических часов». Не коллекционировала галочки в жизненном плане. И, как результат, могла себе позволить такую роскошь, как искренность. Кристальную честность с самого начала знакомства.
Поэтому, озвучив Бену свое видение детского вопроса, я затаила дыхание, опасаясь увидеть до боли знакомый критический взгляд. Но Бен лишь улыбнулся и воскликнул «Согласен!» таким ликующим и восхищенным тоном, каким люди обычно говорят о потрясающих совпадениях. Вроде того случая, когда в одном из лондонских пабов я столкнулась со своей учительницей из начальной школы. Возможно, шанс узнать на первом свидании об обоюдном нежелании иметь детей не так ничтожен, как встретить в баре на другой стороне океана учительницу, с которой не виделась двадцать лет. Но все равно, не каждый день попадается человек, стремящийся завязать моногамные полноценные отношения и одновременно отказывающийся от, казалось бы, обязательного стремления познать чудесный мир родительства. В выражении лица Бена читалось полнейшее понимание моих мыслей.
– А ты когда-нибудь замечала, как пары спорят, когда лучше обзаводиться детьми: раньше или позже? – серьезно спросил он.
Я кивнула, пытаясь определить цвет его глаз: приятное сочетание бледно-зеленого и серого с темным кольцом вокруг радужки. Он был красив, но помимо изящного носа, густых волос и атлетического телосложения в нем проглядывало нечто неуловимое, что моя лучшая подруга Джесс называла «искрой». Его лицо было живым и смышленым. Один из тех мужчин, увидев которого в метро, жалеешь, что не знакома с ним, и невольно смотришь на безымянный палец левой руки.
– И главным аспектом каждого из таких обсуждений является свобода, верно? – тем временем продолжил Бен. – Свобода, которой можно наслаждаться либо в первой половине жизни, либо во второй.
Я снова кивнула.
– Что ж, – подвел черту Бен и прервался, чтобы глотнуть вина. – Если весь смысл рожать рано, чтобы отстреляться поскорее, а поздно – успеть пожить для себя пока молодые, то разве из этого не следует, что разумным сочетанием обоих подходов является отказ от деторождения вовсе?
– Не могу не согласиться, – сказала я и подняла бокал, намереваясь выпить за мировоззрение Бена. Я уже представляла, как мы будем вместе преодолевать инертность природы (всю эту ерунду, будто бы мужчина хочет посеять свое семя, а женщина – взрастить в себе жизнь) и выступать против правил общества, которым слепо следовали многие мои друзья. Я понимала, что тороплю события, воображая, как иду одним путем с человеком, с которым только познакомилась, но к тридцати одному году женщина уже сразу видит, есть ли с каким-то мужчиной перспектива или нет. И с Беном я перспективу видела.
Без преувеличения, тот ужин прошел изумительно. Никаких неловких пауз в разговоре, никаких настораживающих признаков и раздражающих привычек. Бен задавал вдумчивые вопросы, давал обстоятельные ответы и посылал заинтересованные, но не торопящие сигналы. Поэтому я пригласила его к себе выпить, чего никогда не делала на первом свидании. В ту ночь мы не целовались, но касались друг друга руками, когда Бен переворачивал страницы моего фотоальбома на кофейном столике. Его кожа словно искрила электрическими разрядами, и у меня перехватывало дух с каждой перевернутой страницей.
