Самолет набрал высоту, табло погасло. В салоне первого класса немноголюдно, приятно освежает струя кондиционера. «Всего каких-то два часа – и дома», – удовлетворенно подумал Иван Кузьмич, отстегивая привязной ремень и удобно устраиваясь в кресле. Среднего роста, широкоплечий, солидный – преуспевающий советский руководитель, типичный представитель партхозноменклатуры. Возвращался он из поездки в Федеративную Республику Германии – провел там две недели в составе советской делегации.
Сидевший неподалеку от него известный журналист-международник Чижевский, узнав Ивана Кузьмича, удивился: «Да это никак Григорьев, собственной персоной?!»
– Интересно знать, – повернулся он к Веснину, работнику советского посольства в Бонне (они были в близком знакомстве), – почему Григорьев летит отдельно от всей делегации?
– А кто такой Григорьев? Шишка какая-нибудь? – поинтересовался Веснин.
– Не «какая-нибудь», а весьма значительная, – охотно разъяснил Чижевский. – Фактически ведает в аппарате ЦК распределением материальных благ. С тобой, как с другом, буду откровенен. – Он понизил голос: – За последний год дважды к нему обращался – машина мне понадобилась и путевки в спецсанаторий.
– Ну и как? Судя по результатам, ты, Лев Викторович, встретил взаимопонимание? – съехидничал Веснин; присмотрелся. – Хотя и вправду – впечатление производит приятное. Такое открытое русское лицо...
– Поверь, он вполне на своем месте. С ним и дело иметь приятно. Все решил оперативно, без волокиты. Мужик простой, но палец ему в рот не клади. Чувствуется – уважают его и побаиваются. Говорят, скоро возглавит всю службу. Шеф-то у него дряхловат, постоянно болеет.
– Ну на его месте не слишком бы я надеялся, – усмехнулся Веснин. – Сам знаешь эту систему: старик руководит не приходя в сознание, пока не вынесут... сам понимаешь, как.
– Попробую-ка с ним пообщаться, – поднялся с кресла Лев Викторович, лукаво подмигнув. – Нельзя упускать такой случай!
Чижевский, спецкор «Правды» по германоязычным странам, занимал видное положение в журналистике: его острые аналитические статьи известны миллионам читателей. Конечно, и Григорьев хорошо его знает и помнит. Лев Викторович уверенно, непринужденно направился к нему, намереваясь выразить свое почтение и обменяться несколькими словами.
– Прошу прощения, Иван Кузьмич, не помешаю? – подсев на свободное место рядом с Григорьевым, попытался он завязать беседу. – Мы ведь немного знакомы? И на приемах встречались, и разными пустяками вам надоедал. А я не из тех, кто забывает добро.
Иван Кузьмич вежливо кивнул, не проявляя, однако, видимого желания вступать в разговор.
– Погода хорошая, прибудем без опозданий! – бодро начал Чижевский, как бы не замечая, что сосед не расположен к общению. – А почему вы отдельно от всех? Если это, конечно, не государственная тайна.
Григорьев досадливо поморщился – не любил откровенничать с дотошными журналистами – береженого Бог бережет; однако ответил вполне дружелюбно:
– Пришлось задержаться, уладить кое-какие взаиморасчеты. Вы знаете – это мои вопросы.
– Ну а каковы ваши впечатления? Вы ведь первый раз посетили ФРГ, – продолжал расспрашивать Чижевский.
– Активно загнивают, – усмехнулся Иван Кузьмич. – Вконец затоварились. Им бы наш рынок сбыта!
– Удалось побывать в театрах, в магазинах? С жизнью, бытом познакомиться? – не отступал журналист. – Как насчет новинок техники? До чего радиоэлектроника у них вперед шагнула! Не сравнить с нашей! – Не дождавшись ответа, восторженно указал он на коробку на верхней полке. – Вот везу подарок шефу – у него на днях юбилей: магнитофон на транзисторах. То-то обрадуется! А вы тоже, наверно, отдали должное техническому прогрессу? Чем побалуете домашних? – осторожно коснулся он «деликатной» темы.
Иван Кузьмич безразлично пожал плечами, бросил с деланным пренебрежением:
– Времени не было на такие пустяки, слишком плотный график работы. Уставал я очень. А в выходные дни – сами знаете: экскурсии, приемы. Со страной хорошо познакомили, а вот развлечения – этого не получалось. – И взглянул на журналиста с чувством вежливого превосходства, подумав ехидно: «Пусть знают: в ЦК партии интересы не такие мелкие, как у них, щелкоперов».
– Извините, Лев Викторович, нездоровится мне немного. – Григорьев взял газету, твердо решив положить конец непрошеному интервью. Но при этом широко, по-свойски улыбнулся Чижевскому. – Все мысли, понимаете ли, уже дома...
«Не надо обижать пишущую братию, – мелькнуло деловито, – кто знает, с кем он дружбу водит... Небось на самый верх вхож».
Около полудня в просторной квартире «сталинского» дома зазвонил телефон; Агаша, домработница Григорьевых, сняла трубку.
– Алло! Кого вам? Вера Петровна! – позвала она хозяйку. – Это вас спрашивают!
В гостиной, меблированной гарнитуром красного дерева, Григорьева, гладко причесанная миловидная шатенка, с ясными серыми глазами, перелистывала, сидя на диване, журнал «Здоровье». Элегантный темный костюм красиво обрамлял ее привлекательную молодую полноту. За стеной кто-то разыгрывал на фортепиано упражнения.
Вера Петровна подняла трубку:
– Прилетает?! Когда? А во сколько заедете? Через час? Нормально! Будем готовы! – И она радостно отправилась звать дочь. – Света, солнышко! – Худенькая, большеглазая девочка лет пяти-шести усердно занималась в кабинете музыкой. – Папочка наш сегодня прилетает! Собирайся – встречать поедем!
Весело тряхнув золотисто-русой головкой, Света охотно соскочила со стульчика, сияя синевой глаз.
– Ура! Папулечка едет! – запрыгала она, хлопая в ладоши.
Вера Петровна подхватила ее на руки, расцеловала.
– Пойдем-ка, принаряжу тебя. Пусть папуля полюбуется, какая у него дочка – красивенькая, складненькая! Только надо пошевеливаться – скоро за нами машина прибудет.
Часа через полтора персональная «Волга» Григорьева подкатила к депутатскому залу аэропорта и встала в ряду таких же черных служебных машин. Подошли встречающие Ивана Кузьмича, помогли Вере Петровне и Свете выйти, и вся группа устремилась к входу в здание.
Улыбающийся Григорьев спустился по трапу подрулившего авиалайнера одним из первых. Пожал руки сотрудникам, крепко обнял и расцеловал близких. Все проследовали через депутатский зал, где ожидал багаж, к машинам.
Иван Кузьмич с начальственной теплотой попрощался:
– Спасибо, товарищи, за встречу, очень тронут. Когда приступлю к работе? Завтра же! Отдыхать некогда – надо срочно писать отчет. – И, как бы отвечая на немой вопрос, со значением добавил: – Ну да, Самому. Есть о чем доложить!