Ольга Тартынская - Хотеть не вредно!

Однажды я поняла, что больше не способна влюбляться.

Нет, общечеловеческая любовь осталась при мне, а вот влечение к мужчинам пропало. Я напрочь разочаровалась во всех, даже самых любимых мужчинах. Да и что взять с людей моего поколения, попавших в мясорубку перестройки? Только пожалеть. Очень мало кто выдержал, не сломался. Мужчины оказались слабее. Одни спились, другие попали в психушку на вечное излечение. Кто-то и вовсе покинул этот мир, а иные ушли в религию, что почему-то оказалось равносильно уходу в иной мир. Очень мало кто сохранил активную деятельность, да и те в чем-то ущербны. А "братков" среди моих знакомых не оказалось.

Когда я поняла, что больше не могу влюбиться, то испугалась. Без этого близкие отношения с мужчинами для меня оказались невозможными. Я поняла, что это конец мне как женщине. Настало время подводить итоги.

И вот неожиданно для себя я оказалась в вагоне фирменного поезда "Россия", мчащегося на восток. Средний человек дважды в жизни бывает легок на подъем: в юности, когда начинает свой путь, и через четверть века, когда все утряслось, дети выросли, кое-какая материальная стабильность наступила, и захотелось в корне изменить жизнь.

Вот я и мчусь к истокам, откуда четверть века назад меня приволок тот же поезд. Впрочем, он был куда более обшарпан, даром, что фирменным значился. Решиться на такой долгий, даже мучительный путь меня заставили одиночество, банальная тоска по родине, которая включает в себя и тоску по родным, и желание встретиться с прошлым. Самолетов я боюсь патологически, поэтому буду преодолевать шесть с лишним тысяч километров около пяти суток.

В детстве я любила путешествовать в поездах. Спишь, читаешь и смотришь в окно, за которым проплывает почти вся страна. Целое событие, когда проезжаешь Байкал. Вода такая прозрачная, прямо из поезда видно! Состав двигается медленно, каждый камушек разглядишь.

— Пивка не хотите? — любезно предложил сосед, отставной военный, раздобревший на дачном покое и сидении в кабинете.

"Ну, разве это мужчина?" — автоматически возмутилась я, так же любезно отказываясь. Впрочем, что это я так сразу? Может, мой случайный попутчик как раз прекрасный семьянин, чуткий муж и заботливый отец? Более того — интереснейший собеседник, умный, начитанный и даже талантливый?

Однако, глядя, как мужчина развертывает газетку с сушеной рыбой и старательно раскладывает припас на столе, я потеряла всякий интерес к разгадыванию тайны человеческой души. Скучно! В жизненном опыте самое неприятное — невозможность восхититься по-детски, непосредственно. Кто-то, возможно, сохраняет эту способность и до старости, но это свидетельствует только о его тупости.

Я давно перестала искать в мужчине идеал или хотя бы что-то привлекательное. Вы скажите, а сама-то? Венера Милосская или Клаудиа Шиффер? Ладно, признаюсь. Сорокалетняя (с хвостиком, но это не считается) баба, к тому же еще педагогиня, филолог. Когда-то, говорят, была красивой. Впрочем, и сейчас поглядывают на меня мужчины, да и студенты кокетничают. Нет, я не из невезучих. У меня все, как у людей. Окончила университет и защитила кандидатскую, была замужем довольно долго. У меня четверо детей, а кто в наше время может таким похвастать? Живем худо-бедно тем, что сдаем квартиру: на мою университетскую зарплату не очень-то разживешься. Еще кропаю учебные пособия, методички разные, но это тоже — не прибыль, а слезы. Было время, занималась репетиторством, но теперь разрешила себе отдохнуть от этой каторги.

Муж не помощник: у него самого молодая жена и ребенок. Почему развелись с ним? Лучше не вспоминать, так легче дружеские отношения сохранять. Впрочем, все давно уже в прошлом. Подруга Машка надо мной смеется: с тридцати лет фактически живу, как монахиня. Ей это трудно понять. Ладно бы вниманием мужским обижена, так нет же! Поклонников всех возрастов было, хоть отбавляй. Все не то, не тот. Чего ждала, спрашивается? Чего искала? Теперь вот куда-то все рассеялись. Молодые переженились, ровесники благополучно сохранили семьи и забыли свои порывы. А я одна. Дети подросли. Живу их жизнью. А теперь еще оказалось, что уже не способна влюбиться…

Ненавижу запах воблы! Совершенно не понимаю кайфа обсасывать пустой скелетик зловонной рыбы! Очевидно, меня так перекосило, что бедный военный с сожалением прекратил трапезу. Сворачивает бумажку и прячет куда-то в недра сумки. Кроме него в купе едут два командировочных, которые сразу, как поезд тронулся, исчезли. Должно быть, в вагон-ресторан.

Трудно мириться с тем, что при взгляде на тебя мужчины уже не падают в обморок от красоты и не становятся в стойку, как охотничьи собаки. В лучшем случае, почтительно поздороваются и вот так, как этот военный, будут стараться держать себя прилично. А у меня еще будто на лбу написано: "училка". Профессия накладывает отпечаток. И в молодости я строила всех. Один молодой мужчина баскетбольного роста и богатырского сложения, этакий былинный тип, признавался как-то, что ему невольно хочется передо мной вытянуться в струнку и отдать честь. Ну и дела. С годами-то я вообще могла в монстра превратиться. Дети спасли.

Как-то случилось, что я потеряла свой круг. Все друзья были у нас с мужем общими. Когда мы разбежались, они почувствовали неловкость, вполне понятную, и исчезли вовсе. Жизненный опыт (не самый легкий, признаюсь) прибил меня к детям. На работе — молодежь, студенты. Дома свои дети и их друзья. Выезжаем на лето в деревню — там тоже общаюсь только с детьми. Это спасло меня (по крайней мере, мне так кажется) от засушенности и преждевременной старости. "Живы дети, только дети, мы мертвы, давно мертвы", — так писал Сологуб в начале двадцатого века. А Достоевский еще раньше сказал, что через детей душа лечится.

Не верьте тем, кто говорит, что дети жестоки, эгоистичны, что они обуза и крест, что они цветы жизни, которые надо сажать головками вниз и т. д. Они то, что мы им дали. А им надо только одно — нашу любовь.

— Что вы читаете, если не секрет? — поинтересовался попутчик, чтобы завязать беседу. Действительно, идиотизм: вот уже полдня трясемся в одном купе и ни слова не сказано. Сейчас спросит, куда еду, зачем. Как это скучно! Деликатно отвечаю:

— Да вот, новую книжку Донцовой прихватила на вокзале. А что у вас?

— "Иудейская война" Л. Фейхтвангера.

— Ого! — восхитилась я.

Военный засмеялся: