Не успел Барт войти в комнату, как, едва взглянув в его сторону, Конни досадливо процедила: «Черт побери!» Проработав бок о бок с ним десяток лет — он был менеджером-агентом, она — подружкой-камеристкой одной из ярчайших звезд Голливуда, Конни научилась безошибочно читать по его лицу.
— Вот именно! — уныло подхватил он. — Мне придется сказать Мэгги, что она старовата для этой роли, да разве она послушает! Бежит от ролей своих сверстниц как от чумы!
— Выкладывай подробности. Кто же будет играть Джудит Кейн?
— Ясное дело — Клодия Альбиони.
— Чего ж тут ясного? Она итальянка, а играть нужно англичанку.
— У нее мать англичанка. Клодия прекрасно говорит на двух языках. А главное — ей на самом деле двадцать семь лет! Так что у нее перед Мэгги двенадцать лет форы.
— Смотря как считать. Ты-то, надеюсь, не забыл, что через три месяца Мэгги стукнет сорок пять?
— Тем хуже. Ее никак не собьешь с мысли, что можно играть двадцатилетних девушек, пока самой не надоест. Время штука беспощадная, никому спуску не даст; прекрасно, что она великолепно выглядит, но ей давно пора начать играть зрелых женщин, перейти на амплуа, более соответствующее ее возрасту.
— И ты решишься ей об этом сказать? Мэгги и не за такое давала под зад коленкой…
— Я умею с ней обращаться.
— Ага. Только в бронежилете.
Барт невольно улыбнулся. Конни умела подсластить юмором самую горькую пилюлю. Она ловко нашустрилась справляться со строптивым характером хозяйки, испытав на себе его самые неприятные стороны. Десять лет назад, когда Мэгги Кендал утвердила Уильяма Дж. Бартлета, то есть Барта, в роли своего единственного голливудского агента, Конни Кавано пребывала в должности уже пять лет. Ему было тогда двадцать девять. Прослывший «правой рукой Мэгги Кендал», Барт ощутимо чувствовал поддержку «левой руки» — Конни. Она благородно уступила ему честь и славу первой персоны при блистательной Мэгги, удовольствовавшись более скромным местом, где оставалась абсолютно незаменимой.
Но если Конни предпочитала в единоборстве с хозяйкой тактику продуманной дипломатии, то Барт шел напролом. При его внушительной фигуре и напористом и упрямом характере он был готов насмерть стоять за дело, которое считал правым. Если бы существовал словарь голливудских терминов, для определения Барта использовались бы эпитеты «надежный», «несшибаемый», «честный». Для него не подлежало сомнению, что дважды два — всегда четыре, и он никогда не согласился бы с умниками, которые дерзали утверждать, что при каких-то особых обстоятельствах это может быть иначе.
— Надо вернуть Мэгги к реальности, — помрачнев, сказал Барт. — Мне надоело предлагать ее на роли молоденьких девушек и выслушивать слова сожаления от продюсеров, которые отлично знают, сколько ей лет. Она чертовски хорошая актриса, и в некоторых ролях может быть даже великой, надо только выбить у нее из головы эту дурь. Помешалась она, что ли, на этой дурацкой молодости?
Конни снисходительно улыбнулась его неведению.
— Надо же понимать, милый мой, — возраст! Я сама страдаю по этому поводу — разве незаметно?
— Нисколько, — галантно соврал Барт.
— Это потому, что тебе еще далеко до сорока, и к тому же ты мужчина. Для женщины сорок — роковая черта, нужно немало мужества, чтобы ее благополучно преодолеть. Я, к примеру, долго не могла опомниться, когда мне дал по башке один продюсер, отобрав все мои роли и предложив сыграть какую-то характерную старуху. Это был тот еще удар. — Конни печально вздохнула. — Теперь ты то же самое собираешься объявить Мэгги. Не забудь соломки подстелить.
— И не подумаю. Выложу все, как есть, рассусоливать не стану.
— Где и когда произойдет это историческое событие? Я хочу заранее унести ноги подальше.
— А вот как только она явится. Где она, кстати?
— У парикмахера. Второй час сидит. Заметила у себя седой волос.
— Естественно в ее возрасте.
— Попробуй ей это сказать.
— Ты, как всегда, плохого не посоветуешь.
Барт невесело усмехнулся.
— Бог весть почему самой сексуальной частью моего тела мужчины считают плечо. Сколько вашего брата со слезами припадало к нему!
— Почему плечо, у тебя и ножки хоть куда, — возразил Барт. — Я думаю, сама принцесса мюзикла Сид Чарисс сочла бы тебя достойной соперницей.
Не вставая из-за стола, за которым она разбирала вырезки, присланные лондонским рекламным агентством, раскручивавшим Мэгги в Англии, Конни развернулась вместе с креслом и подняла вверх ногу — точь-в-точь как незабвенная Сид Чарисс перед Джином Келли в «Песнях под дождем». Нога была на удивление длинной, изящной и без всякого намека на варикоз.
— Я, между прочим, начинала с рекламы чулок. Увы, все прочее у меня не так замечательно, как ноги. Стручок какой-то, а не фигура. — Конни лукаво улыбнулась. — А Мэгги бесится: я лопаю почем зря, а ей приходится следить за каждой калорией. Зато ей есть что показать, — со вздохом прибавила она.
У длинноногой худышки Конни была цыплячья грудка, бедер не было и в помине, но она одевалась с изысканным шармом, вещи на ней сидели как на профессиональной модели, и женщины с формами всерьез завидовали ей. К тому же Конни — натуральная блондинка. «Я могла бы сыграть Кристл в «Династии», — хвасталась она. Ее немножко портили резкие черты лица, зато глаза искупали все несовершенства: зеленые как трава, обрамленные длинными густыми ресницами. Благодаря им она сумела сделать кое-какую карьеру. Сперва снималась в массовке, потом ее стали выводить поближе к камере, дальше пошли эпизодические роли «со словами», и, наконец, пришел черед героиням второго плана, которым достается самый остроумный текст, хотя, увы, не самый лучший партнер.
Конни познакомилась с Мэгги, когда ее назначили на роль подружки героини. Героиней была, конечно же, Мэгги. Подружились они мгновенно. Будто сошлись две половинки единого целого. Когда Мэгги покидала студию, отснявшись в трех картинах, на которые был подписан контракт, Конни последовала за ней. Со стороны казалось, что она была чем-то вроде компаньонки, верной Пятницы, но на самом деле она поистине обрела себя в роли лучшего друга. За пятнадцать лет их отношения превратились из обычной дружбы в нечто большее. Как говаривал Барт, особенно когда обе разом за что-нибудь на него накидывались, они казались сиамскими близнецами. Сам Барт вошел в свиту Мэгги после ее скандального разрыва с его предшественником. Ему пришлось посоперничать с кучей претендентов. Правда, дорожку ему расчистил тогдашний босс, владелец крупнейшего в Голливуде актерского агентства. Он прозондировал почву и выяснил, не соблаговолит ли звезда бросить на его подопечного благосклонный взгляд. Окинув взором громадную фигуру, смуглое лицо, растрепанную белокурую шевелюру и неправдоподобно синие, как море у пляжа Малибу, глаза, Мэгги милостиво согласилась его выслушать…
