Посвящается А.Б., без которой этот роман никогда не получился бы!
Тошнота снова подступила к горлу. Николай повернулся на спину, выпрямил ноги, но легче не стало. Сейчас начнется опять. Господи, чем же его рвет, если он не ел уже два дня?.. Собственными внутренностями, что ли?! Спазм сжал горло, но он сумел сдержать себя. Не здесь: и так кислый запах его рвоты, казалось, насквозь пропитал стены погреба.
— Женя… позови…
Евгений, сидящий у противоположной стены, с тревогой взглянул на товарища. В свете тусклой лампочки желтое лицо Николая с провалившимися щеками, черными впадинами запавших глаз напоминало череп.
Волоха и Саймон даже не пошевелились. Евгений поднялся, подошел к лестнице и, встав на вторую ступеньку, ударил ладонью о почерневшую скользкую древесину квадратного люка.
— Эй! Кто-нибудь! Мусса!
Их похитители дежурили по двое: вчера — Али с мальчишкой. От этих вообще было мало пользы: удалившись в другую комнату, они с утра до вечера резались в нарды. Будешь сдыхать — не подойдут.
Значит, сегодня в доме Мусса и Закир.
— Мусса!
Сверху не раздалось ни звука.
— Мусса!
Над головой Зимина послышались шаги.
Загремел запор, массивный люк откинулся вбок. В отверстии показалась голова Муссы. Он настороженно взглянул на Зимина, держа наизготовку «Калашников», как будто они, ослабшие и истощенные до крайней степени, могли что-нибудь сделать!
— Ну што апят?
Евгений кивком головы указал на лежащего.
— Его сейчас тошнить будет. Выведи, а!
— Апят этот? Ну, бля!
Охранник просунулся чуть дальше и заорал:
— Эй ты! Вставай, черт тебя побери! В яма блевать будэш! Твою мать, грязный русский сволочь!
Пак — так они называли между собой пакистанцев — говорил с сильным акцентом, и только ругательства выходили у него очень чисто. Он как-то сказал им, что русскому языку обучился у пленных советских солдат еще во время афганской войны.
— Коля, давай поднимайся, — мягко проговорил Евгений, подхватывая под мышки лежащего и помогая ему встать на ноги.
Николай Зданович оперся на руку товарища, выпрямился и, шатаясь, сделал неуверенный шаг к лестнице. Вяло перебирая руками и ногами, он с трудом выбрался наружу.
Мусса ткнул стволом автомата в спину пленника. Зданович шагнул к открытой двери. Задержался на пороге, щуря воспаленные глаза.
Какое яркое солнце! Как давно они не видели солнца! И это в стране, на большей части которой царит тропический климат!
Николай судорожно глотнул воздух — чистый, свежий, восхитительный! Или ему это кажется — после погреба, провонявшего запахом мочи, рвоты и четырех давно не мытых тел!
— Ну, пошел!
Ствол «Калашникова» больно ткнулся ему в плечо.
Зданович моргнул несколько раз, стараясь прогнать из глаз наплывающую черноту, и медленно, осторожно, чтобы не упасть от головокружения и слабости, двинулся в дальний угол окруженного двухметровым забором двора, где, скрытая разлапистыми пальмами, была вырыта большая яма, в которую и справляли нужду по очереди все четверо пленников. Обычно из предосторожности их выводили только поздним вечером, когда было уже совсем темно, и очень часто они вынуждены были оправляться прямо в дальнем углу погреба. Правда, Мусса относился к ним немного лучше остальных, и иногда его можно было уговорить отступить от этого садистского «графика».
Их привезли сюда в наглухо закрытом фургоне, и лишь по тому, что машину часто бросало на ухабах из стороны в сторону, можно было заключить, что они выехали из Лахора и двигались по бездорожью или по очень плохим дорогам, удаляясь от городов и больших населенных пунктов.
В погреб, где их держали вот уже три недели, не проникало ни одного звука — ни гудков машин, ни скрипа повозок, ни голосов людей. Как будто их вывезли на необитаемый остров. Или в пустыню. Но этого не могло быть: стоящая отдельно лачуга, наоборот, скорее бы привлекла внимание. Каждый раз после похищения иностранцев пакистанские армейские подразделения и полиция начинали интенсивные поиски, которые, впрочем, мало когда приводили к освобождению заложников. Чаще всего удавалось найти лишь трупы, бывало, что и обезглавленные.
По-видимому, их держат в какой-то Аллахом забытой деревушке, может быть, где-то в горной местности, возможно, в Вазиристане, на границе с Афганистаном: правительственные войска без крайней нужды туда старались не соваться. Ведь недаром же ходили слухи, что здесь скрывается сам Усама бен Ладен.
Временами до пленников доносился сверху женский голос. Вероятно, это была женщина, готовившая им пищу — если, конечно, считать пищей жидкую картофельную или рисовую похлебку, в которой лишь изредка обнаруживался маленький кусочек мяса. Иногда им давали полугнилые фрукты: яблоки, бананы, мелкий кислый виноград или склеившиеся в ком финики с прилипшим мусором. Для Муссы, Али и того мальчишки женщина готовила куда лучше: об этом свидетельствовал запах жареной баранины, проникавший в погреб и вызывавший голодные спазмы в пустых желудках пленников. Мусса, пребывая в хорошем настроении, время от времени бросал им кости с остатками мяса.
— Жри, русский сабака! — смеялся он, заглядывая через люк и громко рыгая при этом.
Иногда вниз летели окурки и коробок с несколькими спичками. Зимин, сходивший с ума без курева, хватал «бычки» и тут же выкуривал их.
— Ты бы хоть фильтр отрывал, — брезгливо говорил Волоха, но Евгений лишь бросал в ответ злой взгляд, продолжая жадно затягиваться.
Николай склонился над ямой, через которую были переброшены две доски. Сейчас, сейчас его желудок выбросит скопившийся в нем яд. Где-то он читал, что с помощью рвоты организм избавляется от токсичных веществ. Но почему тогда после этого ему не становилось легче?
Только бы не закружилась голова, только бы не свалиться в эту зловонную, наполовину наполненную нечистотами яму. Сейчас…
— Ну? — нетерпеливо бросил за его спиной пак.
В следующий миг послышался негромкий звук, потом еще — словно несколько кокосов один за другим упало на землю по эту сторону забора. Только эти «кокосы» почему-то шипели, изрыгая клубы густого белого дыма, быстро заволакивавшего двор.
Раздался треск пулеметной очереди. Мусса инстинктивно присел, развернулся, рванул затвор автомата. Но стрелять не стал.
Через стену карабкались вооруженные люди в пятнистом камуфляже пакистанского спецназа.
Весь ее уютный и привычно спокойный мир разрушился в одну секунду.
