Фрэнсин Паскаль
Дорогая сестра
Элизабет Уэйкфилд неподвижно лежала на высокой и узкой больничной кровати.
«Как мертвая», – подумала ее сестра Джессика.
Она смотрела на распростертое тело Элизабет, не подающее никаких признаков жизни, и слезы струились по ее щекам. День за днем сидела Джессика у изголовья своей сестры в больнице имени Джошуа Фаулера и ждала, когда она придет в сознание.
– Лиззи, Лиззи, услышь меня, пожалуйста, – рыдая, повторяла Джессика, – ты не можешь умереть.
До той ужасной дорожной катастрофы, приведшей Элизабет на больничную койку в состоянии тяжелейшей комы, этих красивых шестнадцатилетних девушек было очень трудно отличить друг от друга. Когда в солнечном калифорнийском городке Ласковая Долина люди видели высокую девушку с выгоревшими на солнце белокурыми волосами и блестящими зеленовато-голубыми глазами, они знали, что это одна из близнецов Уэйкфилд, но не всегда могли точно сказать, какая именно.
Теперь контраст был настолько разителен, что у тех, кто это видел, сердце разрывалось от жалости. Элизабет, еще недавно полная жизни и пышущая здоровьем, лежала мертвенно-бледная, застывшая в пугающей неподвижности. Сейчас в ней с трудом можно было узнать жизнерадостную девушку, какой она была всего несколько дней назад. Что же до Джессики, то хотя ее юная и свежая красота по-прежнему притягивала взгляд, но глаза были красными от слез, а лицо омрачено тревогой, болью и печалью, которые, казалось, застыли на нем навсегда.
Выражение глубокого горя не сходило с лица Джессики с тех пор, как ее сестру принесли в реанимационную палату после автодорожной катастрофы. Джессика сопровождала Элизабет в машине «скорой помощи». Их родители, Нед и Элис Уэйкфилд, и старший брат Стивен немедленно примчались в больницу. Сами в шоке от происшедшего, они были напуганы выражением лица Джессики и пытались убедить ее в том, что Элизабет поправится. Но дни шли, а сознание так и не возвращалось к Элизабет.
Джессика медленно опустилась на стул рядом с кроватью. Взглянув на медицинское оборудование, она вздрогнула. Капельница была понятна: из нее в руку Элизабет поступают питательные вещества, необходимые для поддержания жизни. Но все другие трубки и устройства наполняли ее страхом.
Взяв в свои руки безжизненную руку Элизабет, Джессика заговорила голосом, полным мольбы:
– Лиззи, ты же знаешь, как я люблю тебя, как все тебя любят. Тебя все любят гораздо больше, чем меня. Ты просто не можешь умереть, Лиззи. Я не смогу без тебя.
Рука Элизабет оставалась такой же неподвижной. Не было ответного пожатия, не было подрагивания век. Не было абсолютно ничего.
Внезапно Джессика почувствовала чью-то руку на своем плече. В испуге она подняла голову. На нее смотрело доброе лицо с мягкими карими глазами.
– Мисс Уэйкфилд?
– Да.
– Я заметил сходство.
Джессика устремила глаза на мужчину в белом больничном халате, в страхе ожидая, что он сообщит ей что-то плохое.
– Я хорошо понимаю, как тебе больно видеть свою сестру в таком состоянии.
– Я так беспокоюсь!
Мужчина наклонился, и его лицо оказалось на одном уровне с лицом Джессики.
– Джессика, мы делаем для Элизабет все, что возможно. Мы прилагаем все усилия для того, чтобы она поправилась. Ты меня понимаешь?
Она молча кивнула. Что он хотел этим сказать? Что с Элизабет будет все в порядке или…
– Меня зовут Джон Эдвардс. Я нейрохирург, лечащий врач твоей сестры.
– Доктор Эдвардс?
– Правильно, Джессика. Твоя сестра находится в коматозном состоянии. Ты ведь понимаешь, что это значит?
– Это значит, что Лиз умрет! – голос Джессики дрогнул, и она зарыдала с таким отчаянием, как будто ее сердце разрывалось на части.
Она почувствовала, что сильные руки осторожно, но настойчиво трясут ее за плечи.
– Перестань, Джессика. Слезы твоей сестре не помогут. Элизабет нужна вся твоя сила, а не слезы.
Джессика подняла к нему заплаканное лицо:
– Вы не понимаете!
– Я хорошо понимаю, как ты расстроена.
– Вы не понимаете, доктор Эдвардс, – повторила она, – это моя вина, все это моя вина.
– Джессика, ты была за рулем машины, которая столкнулась с мотоциклом?
– Нет, конечно, нет.
– Почему же тогда это твоя вина? – мягко спросил он.
– Потому что я должна была ее подвезти. Я поступила, как эгоистка, и уехала без нее. Поэтому она вынуждена была ехать с Тоддом на его мотоцикле. Если бы я подождала, она бы не… Ох, я должна была подождать. Это моя вина!
Доктор Эдвардс обхватил руками ее лицо и, подняв его, заставил посмотреть ему в глаза.
– Джессика, дорожные происшествия, к сожалению, случаются. И не всегда в них кто-то виноват. И сейчас нам совсем не важно, кто виноват. Нам важно вернуть Элизабет. И мы должны это сделать. Вы все – ты, твой брат и твои родители должны вернуть Элизабет к жизни. Я помогу, Джессика, но все зависит от тебя.
– От меня?
– Да. Ты самый близкий ей человек. И у тебя есть наибольший шанс пробиться к ее сознанию.
– Как? Как мне пробиться к ней?
– Говори с ней. Просто говори.
Он запустил пальцы в свои темно-каштановые волосы и подошел к окну, глядя в стекло ничего не видящим взглядом. Внезапно он повернулся, и Джессику поразили усталость и печаль на его лице.
– Джессика, врачи при помощи всяких приспособлений поддерживают в больных жизнь, но не всегда могут воздействовать на их силу воли так, чтобы они захотели вернуться к жизни. Иногда этого так и не происходит, как бы мы ни хотели. Единственное, что мы можем сделать, – это попытаться.
– Я постараюсь. Я все сделаю для Лиз.
– Я знаю. Побудь с сестрой, а я загляну позднее и осмотрю ее.
Когда врач ушел, Джессика опять обратилась к неподвижной фигуре Элизабет.
– Лиз, ты меня слышишь? Пожалуйста, Лиззи. Это я виновата в том, что с тобой случилось. Ну, может быть, не только я, но я знаю, что ты никогда бы меня не бросила. Я не знаю, как у тебя это получается. Когда ты кому-нибудь обещаешь где-то быть, то ты там обязательно бываешь. Люди могут на тебя положиться. А на меня может положиться только дурак. Лиззи, я обещаю стать более ответственной. Но без тебя мне этого не сделать. Ты должна поправиться, Лиз. Ты мне так нужна.
Распростертая на кровати фигура оставалась неподвижной.
– Джес, почему бы нам не спуститься в кафетерий и не выпить по чашке чая?
Джессика вскочила от неожиданности. В этот момент никого в мире для нее не существовало, кроме сестры, и она даже не услышала, как в комнату вошла Элис Уэйкфилд.
– Ах, мама, я так боюсь! – воскликнула она, рыдая, и слезы опять потекли по ее щекам.
