Карен ван дер Зее
Остров моих сновидений
Дверь спальни тихо скрипнула, и Ким повернулась на широкой кровати. Сквозь полуприкрытые веки она увидела, как в темную комнату, залитую таинственным лунным светом, вошел высокий мужчина и будто поплыл к ней — бесшумно, среди сказочно мерцавших в тусклом свете предметов, размытых, с нечеткими контурами. У распахнутого окна бледные занавеси колеблются под прохладным ветерком с моря, слышно мягкое шуршание волн…
Сонным взглядом Ким поймала какой-то белый отблеск: что это, рубашка?.. Постепенно отлетал сон, и она замечала все новые черты вошедшего. Сильные, широкие плечи; вот он расстегнул и снял рубашку — серебристое сияние обрисовало мощный обнаженный торс. Но лица она так и не разглядела: оно осталось скрыто ночными тенями.
Ким прикрыла глаза, лихорадочно соображая, где она находится, — может быть, на острове?.. Легкий бриз долетел до нее, нежно коснулся лица, обнаженных плеч, принес запах моря и песка, каких-то экзотических полуночных цветов. Простыни приятно холодят кожу; медленный, ленивый вздох сорвался с ее губ. Как прекрасно это смутное пробуждение — по всему телу разливается сладкое тепло, проникает в кровь… Ким жаждала необычайных впечатлений…
И вот она ощутила его присутствие — он опустился рядом с ней, горячее, сильное, желанное тело! Он обнял ее, и она прильнула к нему, нежась в его объятиях. Мужчина такой большой, а она такая маленькая — он легко может растворить ее в себе… Счастье переполняло Ким; в этих руках она чувствовала себя в полной безопасности. Где-то внутри ее существа зарождалось жгучее желание, — запах его тела наполнял ноздри, кровь бурлила, словно шампанское…
— Здравствуй, моя Ким! — прошептал он ей на ухо.
— Привет тебе! — откликнулась она тоже шепотом — как приятно кружится голова от его близости.
Он стал ее целовать. Нежные поцелуи едва касались уха, виска, закрытых глаз, щеки… Наконец он дошел до губ.
— Ты так чудно пахнешь… — пробормотал он, не отрываясь от ее губ.
Голос его пьянит — глубокий, бархатный; горячие руки ласкают… Все тело поет от этих прикосновений, как натянутая гитарная струна; сердце, душа, каждый кусочек плоти охвачены радостным предвкушением, жаждой любить именно этого мужчину в своей постели, прижать его к себе тесно-тесно, ласкать, никогда не отпускать от себя…
Он продолжал ей нашептывать, — хоть слов и не разобрать, но что-то волшебное… Взглянула в его лицо — нет, черты неразличимы. Протянула руку, пробежала пальцами — твердый, мужественный подбородок, жесткие щеки и нос, широкий лоб… Притронувшись кончиками пальцев к его губам, Ким прошептала:
— Кто ты?..
Выплывая из благословенной тьмы к свету — яркому, слепящему, — она протестующе застонала. Пусть это не прерывается — она желала снова погрузиться в радость ласкового чувственного забвения…
Но вместо этого звуки утреннего Нью-Йорка ворвались в сознание — знакомые и нежеланные. Ким зарылась лицом в подушку; услышать бы не их, а шум прибоя, шепот любимого, почувствовать его руки, скользящие по телу… Она тихонько вздохнула, не открывая глаз, — быть может, сон продлится: морской бриз, запах мужчины, который делил с ней постель…
Увы, реальность ждет ее. Сколько ни сопротивляйся, придется к ней возвращаться, оставив в глубоких тайниках сознания волшебство ночи. Полицейская машина проехала по близлежащей улице, врубив сирену на полную мощность, — округа огласилась пронзительным воем. Нехотя Ким рассталась с последними остатками сна; больше нет смысла отрицать очевидный факт — она проснулась полностью и окончательно. Девушка с грустью осознала холодную, беспристрастную действительность: прошедшую ночь она провела одна, постель ее не согревал любимый человек…
Вот уже третий раз за две недели ей снится этот сон — замечательный, конечно, но что он означает? Кто тот, кто с ней был? Неловко как-то, даже во сне, позволять себе близость с тем, кого не знаешь.
Какой стыд! И все же каким-то мистическим образом герой ее сновидений кажется ей знакомым, как будто они встречались.
Ким заставила себя сесть на постели и обеими руками откинула с лица волосы, тут же рассыпавшиеся по плечам. На голове, как всегда, полный беспорядок — теперь и пальцами не расчешешь…
Подобные сны ей совсем не ко времени — сыта мужчинами по горло, по крайней мере на данный момент. Пускай же некоторое время жизнь ее не осложняется влюбленностью и иными романтическими чувствами. Мужчины требуют столько внимания и заботы, с ними нужно постоянно нянчиться и охранять их ранимое «эго». Устала она от этого и заслужила небольшой отдых. Лучше бы и Тони прекратил ее беспокоить.
Ким познакомилась с ним три недели назад, на вечеринке, и вскоре поняла: единственный предмет разговора, интересующий Тони, — это сам Тони. К ее полному отчаянию, она ему сразу понравилась, и сейчас он надоедает ей, изобретая сумасшедшие глупости, лишь бы привлечь ее внимание. Но все это бесполезно — не интересует он ее, просто бывает забавен иногда и у него есть определенное чувство юмора.
Свесив ноги с кровати, Ким ухмыльнулась, вспоминая ужасную картину с полузасохшей плакучей ивой, которую Тони прислал ей в шутку пару дней назад. Посылка сопровождалась поэмой — Тони расписывал, как он плачет, словно эта ива, не в силах добиться ее любви. А на прошлой неделе она получила от него билеты на круиз по Карибскому морю для влюбленных, — разумеется, она вернула их. Не потому, что не хотела в круиз, просто она не продается.
Круиз… острова, пальмовые деревья… Опять в голову лезут мысли о неизвестном любовнике, который скользнул в ее постель сегодня ночью; она буквально чувствует прикосновения его нагого тела… Ким застонала. «Ну, хватит! — приказала она себе. — Прекрати сейчас же!» Решительно встала, но покачнулась — силы оставляют ее, этот сон вытянул из нее все соки… Скорее в ванную!
Ким включила душ и осторожно попробовала воду. Джейсон — он делит с ней просторную мансарду — любит обжигающе холодный душ, этим жестоким способом заставляя себя просыпаться по утрам, чтобы работать над докторской диссертацией, — что-то очень умное, связанное со статистикой. Ким ступила под теплые струи; нет уж, покамест она обойдется без мужчин, — надо сконцентрироваться на карьере. Ей всего двадцать шесть, и впереди еще куча времени для них. Нет, поправила она себя, не для них, а для него; ей нужен только один мужчина — единственный — и, конечно, дети. Она научит их печь печенье, рисовать и лепить из глины, петь и танцевать вальс. У них будет счастливая, творческая, полноценная семья, но все это не теперь — потом.
