Потолок огромной комнаты разделялся на восемь дугообразных сводов, окруженных широкой полосой матового золота. Вверху, в центре средней арки, были изображены звезды. Человек, которому принадлежал этот звездный золотой потолок, глядел на них со своей постели, не отводя суровых воспаленных глаз. На дворе падал мелкий снег; человек мог видеть через большие окна длинные полосы тусклого серого неба, прорезанные там и сям высокими ветвями сосен.
Жизнь этого человека уходила молчаливо и быстро, как падающий снег.
Он хотел умереть в одиночестве; изредка, без шума, заглядывала какая-нибудь сиделка или священник; он их видел, хотя ничем этого не обнаруживал, и только слабая усмешка раздвигала его тонкие губы. Он понимал опасения его сиделок, что он может умереть в их отсутствие, и они будут отвечать перед докторами; но его воля была сильнее.
Он опять вперил глаза в своды над своей головой; эти своды простояли пятьсот лет. Пять столетий! Его выдающиеся скулы покрылись тусклым румянцем. В его сознании, что все это пять веков принадлежало его роду, переходя от отца к сыну, была какая-то гордость. Его имя не прекратится: у него есть наследник, Карл-Фридрих.
В комнате становилось темнее; снаружи слышалось завывание метели. Угрюмая темнота всегда была ему не по душе; он любил проводить жизнь в ярком освещении. Пусть бы заглянула одна из этих глупых сиделок или хоть священник. Фон Клеве уныло вздохнул. Затем взгляд его обратился к низкой двери, которая начала медленно раскрываться. Наконец она совсем раскрылась, и маленький мальчик вошел в комнату.
– Зажги свет, – произнес фон Клеве глухим голосом.
Ребенок серьезно посмотрел на него; он был одет в синее джерси и коротенькие фланелевые штанишки; между белыми штанишками и такими же чулочками виднелась полоска загорелой кожи.
Он прошел через всю комнату, подошел к электрической кнопке и стал на цыпочки. Но дотронуться не удалось.
Он обернулся к кровати.
– Слишком высоко, – заявил он важно и как бы с упреком.
Еще раз попытался, ставши на самый кончик тупых носков. Опять неудача, сопровождаемая тяжелым вздохом. Он попробовал в третий раз. Крик! Комната осветилась.
– Подойди сюда, – раздался голос с кровати. Карл-Фридрих подошел; он чуточку испугался, но знал, что маленькие дети должны слушаться.
– Дай мне руку, – сурово произнес фон Клеве. Карл-Фридрих вложил свою теплую маленькую ручку в ледяную белую руку, лежавшую на одеяле.
– Я… я… я сейчас вытру о штанишки, – робко сказал мальчик, – на лестнице я нечаянно упал на Джемса, а его лапы были грязные.
– Кто это Джемс?
– Это новая собака; у нее нос такой мокрый, такой мокрый, и…
– Успокойся.
Воспаленные черные глаза пристально смотрели в широко раскрытые серые глаза ребенка. Карл-Фридрих выдержал этот взгляд, хотя ему было немножко не по себе.
Фон Клеве обратился к нему со слабой улыбкой:
– Ты боишься меня?
Карл-Фридрих молча кивнул головой. В его глазах стояли две крупных слезы.
– Да, – сказал он.
– Как ты попал ко мне?
Одна слезинка упала горячей каплей на холодную белую руку.
– Я хотел посмотреть потолок, – объяснил он жалобным голосом. – Звезды и разводы. Я не знал, что вы здесь.
– Это хорошо, что ты зашел. Карл-Фридрих еще гуще покраснел.
Я только чуточку приоткрыл дверь… – робко начал он.
– Слушай, – прервал его фон Клеве, – у меня осталось мало времени, а я должен сказать тебе одну вещь. Ты знаешь, что значит обещать?
– Да.
– Что это значит?
– Держать слово.
– Крепко держать данное слово.
– Крепко держать его, папа.
Фон Клеве внезапно с силой сжал маленькую ручку.
– Этот потолок со звездами и разводами скоро будет твоим. Твоим, понимаешь? Я отдаю все это тебе, а взамен ты мне дашь обещание. Повторяй за мной: «Клянусь не отступать от своей веры». Повтори это слово в слово.
– Клянусь не отступать от своей веры… Тонкий голосок звучал решительно. Фон Клеве привлек мальчика к себе. Его собственный голос слабел, и дыхание прерывалось.
– Еще запомни один мой совет, – произнес он полушепотом. – Женись рано, не так, как я.
Он рассмеялся горьким смехом. Маленький Карл-Фридрих даже всхлипнул от страха. Полными слез глазами он уставился в мерцающие на потолке золотые звезды.
– Теперь… – пролепетал он, – можно мне уйти?
Фон Клеве не слышал его. Он выпустил руку ребенка; его острые глаза как будто затуманились и остекленели. В дверях показалась голова в белом чепце. При виде Карла-Фридриха сиделка быстро вошла в комнату.
Она подбежала к кровати, нагнулась к больному, затем бросилась к столу за каким-то лекарством. Карлу-Фридриху показалось, что комната в один миг наполнилась народом. Вошли другие женщины в синих платьях с белыми передниками, вошел священник, за ним мальчик в красном одеянии со шнурками; воздух наполнился тяжелым сладким ароматом. Забившись в угол, Карл-Фридрих смотрел на все происходящее вокруг него. Маленькая незаметная фигурка, будущий владелец замка со всеми его чудесами и богатствами…
Он уже собирался ускользнуть, когда вошла его мать. Он увидел ее ищущий взгляд, которым она провела по комнате. Он хорошо знал этот взгляд, всегда искавший его.
– Мама! – прошептал он радостно.
Он ухватился за ее подол, когда она проходила мимо. В одно мгновение ее руки обхватили его, и нежное лицо прижалось к его маленькой твердой головке.
– Детка, что ты здесь делал?
– Разговаривал с папой.
Он тяжело вздохнул. Теперь, когда возбуждение упало, прошла разговорчивость, но вместе с тем и всякая натянутость. Он снова стал четырехлетним ребенком.
– Милый, я всюду искала тебя.
Он сразу стал ей рассказывать историю с Джемсом. Вдруг раздался голос фон Клеве, прервавший тишину в комнате:
– Ирэн!
Она подошла к кровати.
С другой стороны кровати, несколько поодаль, стоял священник с распятием в руках; его лицо наполовину было скрыто тенью. Позади его красным и белым пятнами выделялись церковные прислужники. У подножия кровати столпились сиделки.
Ирэн стояла одна с Карлом-Фридрихом, который крепко держал ее за руку.
– Отошлите всех, – сказал фон Клеве. – Вы слышали, отошлите их!
Священник удалился; за ним, не скрывая своего неодобрения, последовали сиделки. Ирэн с мальчиком и ее муж остались одни.
– Вы должны быть довольны; теперь вы получите возможность выйти замуж за того, кого любите!
Краска покрыла лицо Ирэн.
– Карл, – сказала она мягко, – зачем вы мучите себя и меня? Вы хорошо знаете, что такого человека нет.
