Ознакомительная версия.
Наталия Экономцева
Мастер иллюзий
Здание находилось бог знает где, но мы нашли его быстро. Водитель уверенно нырял из одного узкого переулка в другой, оставляя позади бесконечные заправки, автосервисы и заводы – на вид совершенно заброшенные. После того как я села в такси и поздоровалась, он не посмотрел на меня ни разу. Даже деньги взял, не глядя и не пересчитывая, и сразу рванул с места так, что завизжала резина. Но это ничего: я привыкла.
Я вышла из машины в половине третьего – ровно за полчаса до того времени, на которое была назначена встреча, и на пятнадцать минут раньше, чем сама собиралась приехать.
Грязная стеклянная дверь с трудом открылась, пропуская меня внутрь.
У старого турникета, перед лестницей, плакала девушка. Хороша она была сказочно – стройная, нежная, хрупкая. Светлые локоны спадали ей на лицо, закрывая глаза, испачканные голубой тушью.
– Откройте! Дайте мне выйти!
– У вас паспорта нет, значит, не открою, – старушка в синей форме удовлетворенно причмокнула губами и скрестила руки на груди.
– Вы же меня впустили без паспорта всего час назад! А сейчас я просто хочу выйти!
– Час назад была не моя смена. А я без паспорта не выпущу!
– Вы меня знаете, я здесь раньше работала и очень часто ходила!
– Ничего я не знаю.
Девчонка шагнула назад, вроде бы собираясь подниматься по лестнице. Но потом резко прыгнула вперед и, опершись руками о края турникета, легко перескочила через ограждение, выбежала вон, ни разу не обернувшись.
И тогда милая старушка с белыми кудряшками увидела меня. На несколько секунд она замерла с открытым ртом, а потом, словно спохватившись, взяла мой паспорт, покрутила его в руках и суетливо нажала на кнопку. На турникете зажглась зеленая стрелка, я забрала мой паспорт и прошла внутрь. Зачем рядом со скрипучими турникетами нужны такие старушки в синей форме? Явно не для того, чтобы остановить злоумышленника. Скорее, чтобы испортить настроение честным гражданам и симпатичным блондинкам.
Я же не вызываю у старушек – в синей форме или без нее – никаких чувств, кроме жалости. Эта, к примеру, даже не заглянула в мой паспорт. И будь я злоумышленницей, на моем пути не было бы даже такой, вполне символической преграды.
– Не пугайтесь, когда увидите наш офис, – говорила мне по телефону сотрудница этого удивительного здания, – мы скоро переезжаем. Новое помещение будет готово самое позднее – через полгода, и там все очень красиво! – А потом таинственно добавила: – Между прочим, в основном благодаря ему… – И под конец с нескрываемой гордостью: – Он наш самый продаваемый автор. Но вы, конечно, об этом знаете!
– Извините, не знаю.
– Неужели даже ничего о нем не слышали? Не знаете о «Теории душ»? О «Вратах мира»? О «Докторе странствий»? Этого просто не может быть… Он удивительный человек! Писатель, ученый, мистик… – голос в телефонной трубке становился все более растерянным.
– Видите ли, мне больше известно о политиках.
– Ах, вот как… – Голос уже блуждал в непроглядном дремучем лесу, не зная, как выбраться к свету. – Ну что ж… Это ничего… Он вам понравится.
Я промолчала. Для меня не имеет значения, понравится он мне или нет. Наоборот, я бы скорее согласилась работать с тем, кто мне совсем не нравится. Так проще. Я молчала достаточно долго, и моя собеседница, судя по всему, набрела на тропинку:
– Мы готовы платить, сколько скажете. В разумных пределах конечно…
Если бы не десять лет профессиональной практики, я бы, наверное, вздохнула. Разумные пределы. Ими ограничено все то, что могло бы закончиться великими открытиями, музыкой, разрывающей душу, или большой любовью, на худой конец. Но моя работа не имеет никакого отношения к высоким материям, а значит, разумные пределы – это как раз то, что нужно.
– Как, вы говорите, его зовут? – спросила я, доставая из сумки блокнот и ручку.
– Алексей Козаков. А меня Катя.
«Катя. Алексей Козаков». Я записала в блокнот его имя и фамилию, чтобы не забыть, пока доберусь до компьютера и Интернета. Будь я знаменитым писателем и мистиком, выбрала бы себе более звучный псевдоним. Но это мое личное мнение, не более того.
– Хорошо, Катя, я подумаю.
– Конечно, думайте, – обрадовалась моя собеседница. – Но я вам советую приехать и с ним познакомиться. С Алексеем непросто, но он – очаровательный мужчина.
Непростой и очаровательный обойдется дороже. Впрочем, сумму можно будет обсудить при встрече.
– Я, возможно, заеду на следующей неделе.
– Прекрасно! И я вас умоляю: не пугайтесь, когда увидите наш офис.
Я снова промолчала. Она меня умоляет, подумать только! Главное – вы не испугайтесь, Катя, когда увидите в вашем офисе меня. Но, принимая во внимание мою внешность, я могу вам сделать скидку.
Сказать, что я некрасива, – значит не сказать ровным счетом ничего. Не знаю, какой страшный грех совершили мои родители. Или, может быть, я сама сильно провинилась в прошлой жизни? Так или иначе, в этой жизни я родилась уродиной и уродиной умру.
Есть женщины, рожденные привлекать. Есть женщины, рожденные для иных целей. Но каким бы ни был высший замысел в отношении меня лично, он пока остается тайной. Я не привлекаю, но в общем-то и не отталкиваю. Чаще всего меня просто не замечают. Мужчины, женщины, дети, даже собаки – все они смотрят как будто сквозь меня. И это полностью опровергает тот факт, что собаки якобы ориентируются в пространстве с помощью носа, а не глаз. Впрочем, нельзя отрицать возможности того, что я и пахну настолько по-уродски, что не представляю интереса даже для собак.
Я поднялась по облезлой лестнице на третий этаж и открыла дверь с номером 312. Мне навстречу из-за компьютеров поднялись несколько голов, но глаза, как обычно, смотрели сквозь меня.
Я сделала шаг вперед и громко произнесла:
– Здравствуйте. Мне нужна Катя.
– А вы?.. – послышался голос откуда-то из глубины комнаты.
– Анжелика, – без всякого выражения ответила я.
Но глаза всех присутствующих уже смотрели на меня в упор.
Да, меня чаще всего не замечают. Но стоит мне назвать мое имя, как жизнь на несколько секунд останавливается. Все глаза обращаются ко мне, а потом стыдливо опускаются вниз. Готова поклясться: тот, кто впервые видит мое лицо и слышит мое имя, говорит про себя: «Бывает же такое!» – после чего становится со мной преувеличенно любезен. Просто из благодарности судьбе – за то, что с ним самим не случилось ничего подобного.
Ознакомительная версия.
