Летиция Болдридж
Страсть и власть
Телефонный звонок разорвал безмятежную тишину в спальной комнате домика в Саттон-плейс.
Закончился бодрящий свежестью осенний день 1989 года.
Марийка никогда не зашторивала окна полностью, и в комнату проникал свет с Ист-ривер, и от неоновой рекламы "Пепси-колы" с другого берега, из Лонг-Айленд-сити, его было достаточно, чтобы ей не пришлось рыскать впотьмах в поисках телефона.
Марийка, еще совсем не проснувшаяся, уселась в кровати с телефоном в руках и взглянула на часы с зеленым под малахит циферблатом, золотые руки-стрелки показывали двадцать минут первого ночи.
— Вас беспокоят из Белого дома, миссис Вентворс, — услышала она хорошо известный голос дежурной.
— Благодарю вас, слушаю…
Пауза. Сухой низкий женский голос в трубке:
— Марийка, извини за поздний звонок, мне очень неудобно…
— Ничего страшного, на то и существуют друзья.
— Я в долгу перед тобой. Еще раз извини, но ты стала мне необходима.
— Во-первых, ты мне ничего не должна. Во-вторых, мне очень льстит, что моя старинная приятельница и коллега, став женой президента Соединенных Штатов, все еще признается, что я ей необходима.
Эванжелин Уотсон рассмеялась на другом конце провода.
— Марийка, честно, я не знала, сколько сейчас времени, только сейчас посмотрела на часы. Извини. Мне очень нужно с тобой поговорить. Стали ходить слухи, что наш брак с Маком под угрозой. Это ужасно!
— До меня они доходили, но я не придала им значения, потому что это неправда. Откуда, черт возьми, они это взяли? — Марийка зажгла настольную лампу и уселась поудобнее в кровати, подложив под спину подушку. Разговор мог оказаться долгим. — Не бери эти сплетни в голову. Почему тебя так встревожила какая-то болтовня?
— Послушай, — первая леди не могла скрыть своего волнения, — на публике, конечно, мы уже не напоминаем влюбленных голубков, но ничего страшного не происходит, разве что Мак слишком много работает. Мы не даем никаких поводов для пересудов.
Марийка не была в этом уверена, но ей хотелось успокоить подругу.
— Хорошо, давай подумаем вместе. Собственно, кто, что и где говорит? — Она разгладила складки на своей ночной рубашке бледно-розового цвета, пока говорила, обдумывая, что могли заподозрить вашингтонские сплетники. Разговоры могут возникнуть и на пустом месте без всякого повода, во всяком случае, ей никто не говорил о неладах в спальне президента.
— Я не знаю. Пресс-секретарь мужа выглядит очень озабоченным. Сегодня днем он мне сказал: "Миссис Уотсон, не хочу вас огорчать, но мы должны положить конец возникшим слухам, они мешают президенту выполнять свой долг". Представляешь, это он говорит, когда я даже не знаю, в чем дело?
— Успокойся. Я постараюсь что-нибудь узнать. Через пару дней увидимся на официальном обеде в Белом доме…
Марийка не успела договорить, Эванжелин прервала ее:
— Давай как-нибудь вместе пообедаем. Ты сможешь?
— Конечно, я скоро буду в Вашингтоне. Съездим в новый ресторан в Джорджтауне?
— Я там еще не была. Ты не представляешь, как мне хочется вырваться из этой тюрьмы хотя бы на пару часов! Не могу дождаться, когда мы увидимся.
Марийка рассмеялась:
— Представляешь, как будут шокированы американцы, если узнают, что первая леди называет почитаемый ими Белый дом тюрьмой?
— Они в нем не живут.
— Это правда. Эви, а где сейчас Мак?
— Как всегда, работает в своем кабинете по соседству. Обычно он идет спать не раньше двух часов.
— Печально! Когда же вам заниматься любовью? — Марийка тут же осеклась. Хотя они говорили по защищенной от подслушивания линии, кто-нибудь мог слышать их разговор.
— Не говори так никогда! В жизни Мака нет другой женщины кроме меня.
— Тебе нет равных! — отшутилась Марийка. — Выше голову, Эви, не унывай! Ни одна из газет не опубликовала никаких слухов, все эти разговоры — просто вымысел, тебе не о чем беспокоиться.
— Надеюсь, ты права. Ночью, если я не могу уснуть, я слишком чувствительна.
— Еще бы! У тебя куча дел в Белом доме. И Мак очень загружен. Журналисты на удивление благожелательны к вам обоим. Телевизионная пресс-конференция Мака на прошлой неделе прошла очень успешно, он был хорош, как никогда, и все оценили твой проект по школьному образованию. Все газеты напечатали твои фото, и это не просто дань твоему обаянию, ты действительно делаешь нужные вещи.
— Всевышний подарил тебе жизнь, чтобы утешать твою старую подругу, когда ей плохо.
— Ты не должна унывать, я люблю тебя, Мак тоже. Мы все любим тебя.
— Спасибо, Марийка. Увидимся, как договорились. Обедаем вне Белого дома! Две канарейки вырвались из клетки!
— Спокойной ночи, чаровница, — произнесла Марийка по-итальянски.
— Каждый раз, когда я слышу твою итальянскую речь, вспоминаю наши похождения в молодости на Капри. Помнишь?
— О, да-а! Ты уже готова была бросить учебу, остаться в Италии и выйти замуж за красавчика Луиджи!
— А ты отговорила меня, убеждая, что он голубой.
— Мне нужно было позаботиться о тебе, пока ты не вырастешь. Я заботилась о тебе, пока ты не вышла замуж за Мака Уотсона и стала первой леди страны.
— Я так не опекала тебя, не так ли, Марийка Вентворс? Я пока не нашла для тебя достойного мужика.
— Никто не сможет занять место Дейвида.
— Я это знаю. Как всегда мелю языком, не думая, что говорю. Конечно, никто его тебе не заменит. Но вокруг есть и другие мужчины, Дейвид не брал у тебя клятву оставаться вдовой до смерти, я надеюсь.
Марийке очень хотелось снова лечь спать.
— Тебе нужно заснуть. С Маком или без него.
— И тебе нужно выспаться. Обещаю, что не буду тебя больше будить, по крайней мере, сегодня ночью.
Обе одновременно повесили трубки. Еще две лампы в спальнях погасли, одна в Вашингтоне, другая — в Нью-Йорке.
Грядущий день обещал быть добрым и счастливым для этих двух бостонских подруг, известных, привлекательных, в расцвете жизненных сил.
* * *
Владелец "Арены", аристократического вида Сирио Маччиони цепким взглядом охватил весь зал ресторана: в этот ноябрьский полдень был необычный наплыв посетителей. На мгновение его внимание привлекла женщина в красном за вторым столиком.
Синьора Марийка Вентворс обедала с преуспевающим бизнесменом Миллером, владельцем фабрики домашней мебели. Выглядела она прекрасно ~ в красном платье "от Адольфо" с распущенными темными волосами. Все, кто имел хоть какой-то вес в Вашингтоне, знали ее и любили. "Женщина высокого вкуса!" — подумал Сирис, она никогда не кочевряжилась, где сидеть. Если бы все его клиенты были настолько любезны и неприхотливы.
