Кэтрин Эллиот - Женатый мужчина

– Она тебя с потрохами съест, – ядовито заметила Джесс. Стерев пятнышко сажи с кувшина из споудского фарфора, она поставила его на прилавок.

– Кто? – Я прекратила разглядывать разнообразные безделушки и антикварные вещицы и обиженно посмотрела на нее.

– Твоя свекровь, кто же еще. Сама лезешь в логово львицы. Ты же не сказала ей, что поедешь смотреть дом?

– Конечно, сказала, – горячо ответила я. – Господи, Джесс, да если бы тебе предложили отремонтированный амбар в живописной идиллической деревушке и доплату в размере годичного обучения в школе для двоих детей, ты бы точно не упустила такую возможность! Спорим, ты ухватилась бы за нее двумя руками. К тому же она моя бывшая свекровь, а это большая разница.

– Чушь, – фыркнула Джесс, раскладывая пригоршню серебряных ложек на нашей выцветшей бархатной скатерти. – Она так не считает. Для нее ты всегда будешь матерью ее внуков, и в этом-то и загвоздка, моя дорогая Люси. И именно поэтому тебе предложили такую заманчивую сделку: наследный замок Незерби с разваливающимися башенками и никому не нужными акрами земли. Твое благосостояние здесь совершенно ни при чем, не говоря уж о твоем бесспорном обаянии. – Она просияла и проплыла мимо меня: на горизонте показался покупатель.

– Да, мадам, это вустерский фарфор. Вы абсолютно правы, горлышко слегка повреждено, но в целом чайник в прекрасном состоянии для такого редкого предмета, вы не находите?

Джесс сияюще улыбнулась «мадам», закутанной в этнические шерстяные покрывала: для июня день выдался поразительно холодный. Покупательница, по всем приметам опытный знаток и страстный поклонник блошиного рынка на Портобелло-роуд, подозрительно осматривала наш товар сквозь стекла очков. Окинув искушенным взором ассортимент нашей лавки, она фыркнула и поставила чайник на место. Суда по всему, Джесс ее не убедила.

– Нет, – отрезала она. – На самом деле чайник в отвратительном состоянии. И вообще, эти ярлыки, которые вы наклеиваете на товар, совершенно не соответствуют действительности. Кто вы такие, чтобы утверждать, будто это «весьма изящный образец раннего майсенского фарфора»? Это я должна решать, изящный он или нет, и мне непонятно, почему тот кусок старого кружева вы назвали «абсурдно милым», и почему та ржавая старая масляная лампа – «неотъемлемо важный образец использования лепнины во французском антиквариате восемнадцатого века».

– Это чтобы помочь нашим менее проницательным покупателям, – льстиво промурлыкала Джесс. – Чтобы подтолкнуть их в правильном направлении, как говорят антиквары, помочь им выбрать нужную эпоху и даже страну, чтобы им не приходилось задавать вопросы и чувствовать себя невеждами. Я вижу, что вам не нужны подсказки, – она выразительно закатила глаза, – но только посмотрите, какие замечательные вещицы у нас здесь.

Я улыбнулась, потягивая горячий шоколад из пластикового стаканчика, обхватывая его замерзшими пальцами и раздумывая о том, что ярлыки Джесс с каждой неделей становятся все более наглыми. В антикварной лавке мы работали временно, заменяя мою маму, Мэйзи, которая торговала на Портобелло-роуд с начала времен, еще когда я была маленькой. Но в последние пару недель из-за хронического артрита она чуть было не продала все предприятие: тогда-то я и предложила взяться за дело и подменить ее, пока ей не станет лучше, и притащила с собой лучшую подругу. Джесс была только рада сменить обстановку – раньше в выходные она занималась тем, что меняла подгузники маленькому сыну. Ну а я… Антиквариат был моей страстью, и я была счастлива. Счастлива просто дышать воздухом знаменитой Портобелло-роуд и таращиться на прилавки, расставленные на улице: серебро рядом с настенными и наручными часами, утварь со старых ферм рядом с пожелтевшими книгами, накрахмаленные платьица для крестин викторианской эпохи, развевающиеся на ветру бок о бок с реликвиями, принадлежавшими знаменитостям, и, безусловно, эклектичная коллекция моей матери, в которой было все что угодно: от пепельниц из французских кафе до эксклюзивного фарфора и выцветших открыток в технике сепии. Я даже добавила пару собственных предметов, назначив нелепо высокую цену, и следила за ними, как ястреб, втайне рассчитывая, что их никто не купит, хотя мне позарез нужны были деньги.

Волновалась я зря. Мы сидели здесь уже третью субботу подряд, окруженные, как нам казалось, самой замечательной и интересной домашней утварью чужих людей, но продать нам удалось немного.

Сегодня бизнес шел из рук вон плохо, и мы совсем опустили руки.

– Ладно, – пробормотала Джесс. – Давай сворачиваться.

– Сколько мы сегодня заработали? – спросила я. Джесс выложила на стол маленький бархатный мешочек с деньгами.

– Двадцать два фунта и… шесть пенсов.

– Хуже еще не бывало.

– Знаю. – Она вздохнула и убрала деньги в мешочек. – Что ж, – ворчливо произнесла она, – ты всего этого больше не увидишь. Но я по-прежнему считаю, что ты продаешь душу дьяволу.

– Ой, не преувеличивай! – огрызнулась я. – Какие у меня варианты? Мне не по карману отправить Бена в хорошую школу, а нынешнюю он ненавидит, и я не могу больше жить в этой крошечной конуре. Даже если бы я могла себе это позволить – а я не могу – в квартире нас трое, и она лопается по швам. И я уж точно не могу переехать обратно к Мэйзи и Лукасу и вечно путаться у них под ногами. Да и сама подумай, Джесс, что может быть лучше, чем жить за городом? – спросила я. – Дети будут ходить в школу через поле, кататься на пони, – мечтательно произнесла я. – Мы будем строить дамбы на речке и собирать маргаритки, ну, сама понимаешь…

– И плести из них венки, – сухо проговорила она, – а потом пускать их по воде. Брось, Люси, ты городская девчонка до мозга костей, и ты это знаешь! Тебе будет не хватать всего этого! – Она обвела рукой шумную улицу, где было полно торговцев, туристов, которые оживленно болтали, смеялись, торговались и ели на ходу. – Ты соскучишься по шуму. Я готова признать, что свежий воздух улучшает цвет лица, но для мозга он не так уж полезен – в деревне ты деградируешь! Господи, да ты даже не сможешь найти, с какого конца доить корову. И ты сама говорила, когда выходила замуж за Неда, что ни за какие коврижки не согласишься жить рядом с его ужасными родителями – а теперь посмотри, что ты творишь. Его уже нет в живых, а ты все туда же.

– Джесс, я должна как-то сводить концы с концами, – нервно проговорила я.

– Да, и отправиться жить в поместье твоего свекра и свекрови, целиком на их попечение, чтобы стать полностью от них зависимой и являться по первому же зову? Чтобы эта лошадиная рожа тобой командовала, а старый бабник, твой свекр, щипал тебя за задницу при каждой возможности? Смотреть, как несчастная Лавиния напивается до алкогольной комы, и Пинки, или как там ее, весело кувыркается на сеновале с конюхами, а брюзга Гектор предпринимает вялые попытки убедить отца, что он достоин в один прекрасный день унаследовать все это хозяйство? И при этом тебя постоянно окружают воспоминания о покойном муже! – Ее бледное лицо порозовело, глаза сверкали. Я молча смотрела на нее.