Пролог
— В вашей крови были обнаружены следы абортивных таблеток, — выдает гинеколог, ввергая меня в шок. — Слишком высокая дозировка. Зачем вы приняли столько? Посоветовались бы со своим врачом…
— Я не пила никаких таблеток, — отрицательно качаю головой.
Приподнимаюсь на больничной койке, недоуменно осматриваю себя. Тянусь рукой к животу, касаюсь нескольких широких пластырей, которыми заклеены порезы. Глаза на мгновение прикрываю.
Вчера я попала в больницу с резкими болями — и здесь мне стало хуже. Открылось кровотечение. После обследования меня направили на лапароскопию. А дальше… все словно в тумане.
Наркоз, чужие голоса, первые попытки подняться с постели, суета санитарок и медсестер. Я засыпала и пробуждалась, путаясь, где сон, а где реальность.
Немного пришла в себя лишь поздно вечером. Но мне так и не сказали, что со мной. Младший медперсонал темы избегал, будто приказ был скрывать от меня правду. А у заведующего Каминского закончилась смена.
Сумку и телефон забрали, мотивировав тем, что в палате интенсивной терапии нельзя. Я даже Яну позвонить не могла.
Ян… При одной мысли о нем сердце бешено стучит в ребра. Не унять чувства, хотя надо бы. Запретные они, неправильные.
И все-таки… Мне хотя бы голос его услышать. Я же одна здесь совсем. Впрочем, мне не привыкать.
Да и что бы я рассказала Яну? Как я всем лгала? Он и так в самых страшных грехах обвинил меня.
Нет, от него я помощи точно не дождусь.
— Если вы по каким-то причинам решились на медикаментозный аборт, — отвлекает меня от раздумий врач, — …то должны были проводить процедуру под строгим наблюдением гинеколога, — отчитывает меня.
Ошеломленно смотрю на него, только сейчас осознавая, в чем он меня подозревает. Считает, что я могла убить собственного ребенка?
— Нет, я не…
Фиктивный брак, нелюбимый жених, мнимая беременность. Я так много лгала, что и сама запуталась в собственном вранье. А теперь…
Я разбита и сломлена. В душе дыра, вместо сердца — растрескавшийся кусок льда.
— Я не собиралась делать аборт, потому что никогда не была беременной, — с трудом, но все же признаюсь я. — Я солгала всем своим родственникам. И понятия не имею, как в мою кровь попала эта дрянь, — взрываюсь под конец.
Мельком смотрю на бейдж доктора. Дежурный врач-гинеколог Яков Пашкевич. Точно помню, что меня оперировал не он. А сам заведующий отделением. Каминский, кажется. Зато, может, от этого доктора, что явился с утра на обход, я смогу наконец правду добиться.
Смотрю вопросительно, ожидая объяснений.
— К сожалению, эта, как вы выразились, дрянь вызвала необратимые последствия, — Пашкевич делает мучительную паузу. — Если верить анализам и узи, — пролистывает мою историю болезни. — Кхм… После кровотечения и перенесенной операции у вас вряд ли получится забеременеть теперь.
Перевожу взгляд на его лицо. Серьезное, мрачное, с оттенком сочувствия.
— Что? — шепчу срывающимся голосом.
Я наказана за свою ложь? Почему так жестоко!
— Может, вы ошиблись? — умоляюще уточняю.
— Простите, вам действительно грозит бесплодие, — чеканит слова. — Но это еще не самое страшное…
Нервно сглатываю подступающий к горлу ком, смаргиваю первые слезинки. И пытаюсь взять себя в руки. Сжимаю кулаки, пристально смотрю на врача.
— Что может быть страшнее бесплодия? — цежу я, из последних сил сдерживая рыдания.
Я никогда не мечтала о семье в ее традиционном понимании. Ведь там обязателен… муж. А я в принципе не доверяю мужчинам. Опасаюсь их. Они жестоки и ведомы своими инстинктами. Нет уж, лучше без них обойтись.
Но ребенок… Наверное, когда-нибудь я бы решилась стать матерью. Посредством ЭКО, например. Растила бы малыша, воспитывала. Такую кроху, как близнецы моей сестры или как Даниэль, племянник Яна.
Однако больше у меня не будет такой возможности.
Окончательно одна. Навсегда.
— Что может быть ценнее материнства? — сипло добавляю.
— Ваша жизнь, — шепчет Пашкевич, придвигаясь ближе. — Если вы не пили таблетки сами…
— Нет! Говорю же! Я не была беременна! Я вообще еще… — осекаюсь и глаза прячу. Лишняя информация. Впрочем, разве врачи сами не определили во время обследования? Что я… чиста…
— В таком случае… вам их подмешали, — продолжает гинеколог. — И дозу намеренно увеличили, чтобы наверняка, — кивает многозначительно. — Кто-то из тех, кому была невыгодна ваша беременность.
Боже. Выдуманный малыш, которого Левицкие считали реальным, мог претендовать на наследство. Дед Адам никогда бы не оставил правнука без денег. Наоборот. Он помешан на семейных ценностях.
Именно поэтому я… солгала. И ненавижу себя за это теперь.
Меня переиграли и уничтожили…
Но лучше так, чем если бы я… оказалась по-настоящему беременна. Страшно представить, каково это — терять зарождающуюся в тебе жизнь. Доктор прав — это страшнее бесплодия, к которому меня привели…
— Левицкие, — ахаю я.
Как одна из главных наследниц, я была для своих родственников костью в горле. Появилась из ниоткуда, когда никто не знал о нашем с сестрой существовании. И… заявила права на часть их несметных богатств.
В семье Левицких лишь дед принял меня радушно. Но теперь он тоже в больнице. Из-за приступа. В котором обвиняют меня!
— У них очень много власти. И они не остановятся ни перед чем, — чуть слышно произносит Пашкевич. — Даже я рискую сейчас, открыв вам правду.
— Что мне делать? — всхлипываю я, потому что действительно боюсь теперь.
Провожу ладонью по своему животу, в котором никогда не забьется крохотное сердечко. И все из-за проклятого наследства и ненависти богачей Левицких!
Если бы я знала, к чему все приведет, то никогда бы не приехала в Польшу. К ним. В поисках своих корней… и справедливости.
— Вам лучше уехать. Спрятаться у кого-то из друзей, — еще тише инструктирует гинеколог. — И забыть о Левицких. Поберегите себя. Вам лечение нужно, реабилитация.
Сажусь на кровати, прислушиваюсь к своим ощущениям. В животе ноет, но терпимо. Наверное, действие обезболивающих не прошло. Ходить я могу.
Но выбраться незамеченной из клиники. Вызвать такси. А еще сумку и документы забрать. Мне одной не под силу.
Умоляюще смотрю на доктора.
— Помогите мне сбежать отсюда, — выдыхаю хрипло. — Я вернусь в Россию. К сестре…
Разлука первая
Глава 1
Три месяца спустя. Россия
Доминика
— Мика, дорогая, можно к тебе? — на пороге комнаты мнется Дана, моя сестра.
Улыбаюсь и откладываю в сторону учебник польского. Не понимаю, зачем мне этот язык, который я начала учить еще у Левицких. Но не в моих привычках бросать начатое. Да и отвлекаться как-то надо. От раздирающих душу мыслей и воспоминаний.
— Конечно, сеструль, — подмигиваю ей и стараюсь выглядеть как можно бодрее. Будто у меня все в порядке.
Провожу рукой по постели рядом с собой в приглашающем жесте. Дана медленно подходит, садится и хмурится, окидывая меня взглядом.
— Меня можешь не обманывать, — заявляет неожиданно. — Я ведь чувствую, как тебе плохо.
Сжимаю губы и виновато отвожу глаза.
— Что сказал врач? Ты ведь сегодня опять у него была? Я слышала, как ты уходила рано утром, — допытывается Дана. Ничего от ее внимания не укроется!
— Все по-прежнему, — вздыхаю обреченно. — Продолжать лечение сказал. Рецепт на гормоны новый выписал. Но… — отмахиваюсь. — Толку-то. Не поможет это все. Зря только травлю себя химией, — фыркаю зло.
На себя злюсь. За то, что позволила сделать это с собой.
— А ну, прекрати, — берет меня за руку. — Нельзя отчаиваться. Нужно время. Оно лечит, — уговаривает ласково. — Вот увидишь. Через годик-другой вспоминать это все будем, как ночной кошмар. И семьями дружить. Обзаведешься детьми. Мужем, — добавляет аккуратно, почву прощупывая.
