Мила Дрим
Золотая орда. 1. Золотая орда
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Я никогда не считала себя баловнем судьбы, но, несмотря на определенные трудности в моей жизни, я ощущала себя довольно счастливым человеком, и изо всех сил пыталась сохранить позитивный настрой.
Мне не было и года, когда я впервые столкнулась с жестокостью мира. Говорят, даже если ты не помнишь эти моменты младенческой жизни, подсознание впитывает в себя это навсегда. У меня случилась ангина – жуткая, с высоченной температурой, которую невозможно было сбить. Приехавшая скорая помощь решила использовать крайне эффективный метод – меня окунули ванну с ледяной водой. Это сейчас такие вещи запрещены ввиду высокой смертности из-за колоссального перепада температуры. Однако, я видимо, оказалась маленьким бойцом, и выжила.
Это было лишь начало моей жизни, но она оказалась насыщенной на события.
Вспышки из детства – меня, плачущую, мама заворачивает в детское одеяло, я до сих пор помню, как оно выглядело – красно-белые квадратики. Мы с мамой и старшей сестрой куда-то бежим, на улице – ночь. Страшно, моя маленькая душа сжимается, а сердечко бьется часто-часто.
Мой папа снова начал пить и принялся буянить – и мы спасаемся от него на квартире маминой подруги. В который раз.
Это продолжалось долгое время – его пьянки, приступы раскаяния, громкие обещания, временное затишье и снова алкогольный ад, страшный, снящийся мне в кошмарах, с избиением матери, с ее синяками на руках и шее, ее крики, проклятия в сторону папы и звонки участковому в страшной агонии – лишь бы успеть, лишь бы вовремя приехали.
Моя старшая сестра, будучи ребенком, уже получила свою порцию ужаса, и теперь она, достигнув возраста, когда можно было гулять с подругами, просто уходила из дому, чтобы не видеть очередную семейную трагедию. Надо ли говорить, что ей было не до меня?
Я же, девятилетняя, смотрела на это, содрогаясь от ужаса и сотен вопросов.
Зачем он это делает?
Почему мама позволяет так с собой поступать?
Чего не хватает моему отцу в жизни, раз он находит радость в пьянках?
Почему стакан водки для него дороже всех нас, и меня?
Когда папа не пил, наверное, он был хорошим отцом. Наверное.
Он был мечтателем, всегда много говорил, витал в облаках и почти никогда не работал. Добытчиком в нашей семье была мама.
Я помню наши прогулки в парке вместе с отцом. Солнечный май, предвкушения летних каникул и какого-то несбыточного чуда, папа – такой красивый, высокий, голубоглазый брюнет, и я рядом с ним, так похожа на него лицом, только светловолосая, и, увы, с серыми глазами. Многие женщины заглядывались на моего красавца-отца, это потом, годы спустя, я узнала, что он постоянно изменял моей прекрасной матери, а тогда, в свои девять лет, я находилась в невинно-наивной неизвестности. В минуты папиного хорошего настроения, я почти восхищалась им. Но чаще он был недовольным критиком, раздраженным моими всегда неуместными вопросами, моей слабостью и трусостью.
И все чаще я понимала, что не оправдываю его высокие ожидания. Пару раз отец называл меня при своих некогда крутых друзьях «пацанкой». Признаться, я бы хотела угодить папе и соответствовать этому прозвищу. Но я была совсем другой – неуверенной девочкой, которая, вскоре, научилась почти терпеливо сносить семейную трагедию и выглядеть взрослой. Так было удобно моим родителям. Так было удобно и мне, чтобы не разочаровываться в смысле, заключенном в слове «семья».
Это то, что вам нужно было узнать обо мне, чтобы понять меня и тот мир, в котором я росла.
Центральная Россия, 2005 год
Я распахнула глаза, уставившись в потолок. Сегодня было 7 марта. Грудь тут же стиснуло от осознания – мой день рождения. Мне исполнилось 17. Говорят, самый прекрасный возраст, но я так не считала, потому что по-прежнему считала себя слабой, временами маленькой девочкой, несмотря на мои 175 сантиметров. А я – не хотела бы быть такой.
Мой будильник продолжал пищать, и мне пришлось слезть с кровати. Комната, в которой я жила, была маленькой, так, чтобы выключить сигнал, мне понадобилось сделать всего два шага. Я потянулась и шагнула к окну – на улице таял снег, повсюду были лужи, в этом году обещали раннюю весну, и, кажется, она оправдала это.
Я накинула халат и, выйдя из комнаты, завернула в ванную. Холодные плитки под ногами обжигали мои стопы, и я начал торопливо чистить зубы, попутно распланировывая свое время в голове. Меня ждали занятия в школе (я заканчивала 11 класс), затем я хотела заглянуть с подругами в кафе, чтобы скромно отпраздновать свой день рождения – мама выделила мне небольшую сумму, и я, сгорая от стыда, приняла ее. Пусть это были небольшие деньги, но этот жест был полон заботы. Мы не могли пригласить гостей в дом – моя бабушка была тяжело больна – вот уже который месяц она лежала в постели, и прогнозы врачей были неутешительными – ее даже не госпитализировали в больницу – старый человек им был не особо нужен. И все, что оставалось нам с мамой – с болью наблюдать, как бабушка чахнет на глазах.
У меня не было праздничного настроения. Но ради мамы я попыталась изобразить его на лице. Я шагнула к овальному зеркалу, висящему над раковиной – на меня смотрела бледная, с золотисто-каштановыми волосами девушка. Мои большие, серые глаза выражали тревогу, синие тени, что пролегли под ними, выдавали мои бессонные ночи, когда я, уставившись в черный потолок, размышляла снова и снова, как мне жить, как быть, как помочь маме. Я растянула свои пухлые губы в улыбке, пытаясь придать себе бодрый вид. Проведя расческой по волосам, собрала их низкий хвост, и вышла на кухню.
– С днем рождения, Камила, – теплые губы мамы коснулись моей прохладной щеки. Мать поставила передо мной чашку с чаем и кивнула в сторону двери, за которой находилась комната бабушки:
– Тетя Аня зайдет сегодня, присмотрит за ней. Бабушка совсем плохо себя чувствует.
Я сочувственно произнесла:
– Я заметила, она вчера почти ничего не съела из ужина.
Лицо моей матери, красивое, ухоженное, на миг, исказилось от внутренней боли, затем послышался ее голос:
– Да. Говорят, незадолго до смерти человек теряет аппетит.
Я вздрогнула от слов мамы и уставилась в бокал с чаем – его коричнево-янтарная поверхность источала тепло. Я сделала глоток, совершенно не зная, что сказать матери и как поддержать ее. Хотя я всегда была ее поддержкой. Но сейчас, все на что я была способна – послать ей понимающий взгляд.
– Не задерживайся, – бросила она мне на прощание.
Я кивнула, грустно улыбнувшись – еще не было дня, когда я бы задерживалась. Я всегда была вовремя, я никогда не подводила ее. Позавтракав и убрав за собой посуду, я налила в высокий стакан воды и заглянула в комнату бабушки.
Запах старости, слабости и болезни – горький, затхлый, вызывающий щемящую боль в груди, пронзил меня. Я замерла на пороге, устремив свой взор на бабушку – та лежала на узкой кровати, солнечный свет, льющийся из окна, чуть касался ее бледного, измученного болезнью и старостью, лица. Ее блеклые, зеленые глаза остановились на мне – затем послышался голос бабушки:
– Воды.
Я протянула ей стакан, удерживая его пальцами, потому что я знала, что бабушка не сможет его удержать – она была слишком слаба, ее руки-веточки, с кожей, похожей на пергаментную бумагу, дрожали. Я приподняла ее голову и помогла бабушке сделать пару глотков. На большее у нее не хватило сил. Я грустно улыбнулась – мы никогда не были с бабушкой близки, она не была той бабушкой, которая пела колыбельные, заплетала косички, и всячески баловала своих внучек. Но мне было искренне жаль ее. Я испытывала сочувствие к ней и невыразимую печаль от мысли о том, что скоро она умрет.
Послышались шаги – это моя тетя Аня пришла приглядеть за бабушкой. Невысокая, темноволосая женщина, всегда мне напоминавшая итальянку своей эмоциональностью и яркими темными глазами, шагнула в бабушкину комнату. Я поздоровалась с ней, приняла от нее теплые слова поздравления, перекинулась парой будничных фраз, затем, поспешила к себе.
