Алиса Гордеева
Простые слова
Глава 1. Ветер
Два месяца назад.
Савелий.
Изрядно подустав, веду малярным валиком вдоль стены, окрашивая ту в противный грязно-зелёный цвет.
— Ветров, не спи! — Голос Демьяныча, местного завхоза, гулким эхом разносится между этажами и волной протеста разливается по венам. Эта дурацкая отработка кажется вечной.
— Я не сплю, — огрызаюсь в ответ, перехватывая валик в левую руку. Я просто устал! Пока Демьяныч прохлаждается, создавая иллюзию своей причастности к ремонту, я заканчиваю окрашивание последнего лестничного пролёта. Только завхоза это ничуть не беспокоит. Моё перевоспитание у него в приоритете! Ещё бы! Непокорный, своевольный, взбалмошный. Грубый, неотёсанный, жестокий. Именно таким меня привыкли воспринимать окружающие. Именно таким я хочу, чтобы они меня видели!
— Я всё! — сиплю равнодушно и небрежно бросаю валик в ведро с краской. От удара вонючая болотно-зелёная жижа мелкими брызгами разлетается в стороны и оседает на сером полу и потёртых ботинках завхоза. Реакция Демьяныча не заставляет себя долго ждать. Опалив озверевшим взглядом, мужик отпускает в мой адрес пару нелестных выражений и с остервенением хватает за ворот футболки.
— Поганый щенок! — цедит он сквозь зубы, до треска стягивая ткань в кулаке.
Да только не ему диктовать, каким мне быть и что чувствовать! Моя нахальная ухмылка в ответ — лишнее тому подтверждение. Глаза напротив наливаются кровью, багровые пятна расползаются по морщинистому лицу, ещё немного и чеку сорвёт, а я получу очередную порцию наказания. Демьяныч пыхтит, раздувая ноздри на корявом носу, и вижу по недоброму взгляду, придумал, как поставить меня на место, но стук каблуков директрисы нашего детского дома бесцеремонно его прерывает.
— Савелий! Ветров! Бросай тут всё и ко мне в кабинет! — взволнованно щебечет Ольга Владимировна. Обычно статная и неприступная, сегодня она выглядит окрылённой и даже счастливой. Что ж, её компания мне определённо нравится больше. Подмигиваю Демьянычу и, стянув рабочие перчатки, спешу туда, где не воняет краской.
Уже позже, ближе к ночи, втайне ото всех забираюсь на чердак. Поджав колени к груди, сижу на дощатом полу и смотрю на звёзды сквозь маленькое овальное окошко под самой крышей. В голове кавардак из мыслей и страхов, а к небесам только один вопрос: за что?
На прошлой неделе мне исполнилось семнадцать, а сегодня ровно пять лет, как я оказался здесь. Идеальная семья, любящие родители, шикарный дом, больше похожий на дворец, престижная школа и самые современные гаджеты в кармане — всё это с боем курантов превратилось в пыль. Я остался один!
Всеми позабытый и никому не нужный. Сам за себя! Против всех! Тогда, в свои двенадцать, я никак не мог поверить, что такое вообще возможно! Мне казалось, это просто сон! Жуткий, нереальный! Я был уверен, что вот-вот проснусь! Только мой кошмар затянулся! А сегодня и вовсе свернул не туда.
— Ветер, вот ты где! — криво скалится Федька, с любопытством просовывая голову в люк. — Зачем директриса вызывала?
Парень ловко карабкается выше и уже через несколько секунд плюхается рядом, отряхивая потрёпанные джинсы.
— Опять что ль из ментовки приходили? — следом слышится осипший бас Рыжего. С трудом взобравшись, Костик наваливается животом на металлическую перекладину и, с интересом вылупив на меня глаза, тяжело дышит. Как ни крути, но с его весом чердак — закрытая территория.
— Я те говорил, Федь, что Ветер опять кому-то кости переломал, — пыхтит он, морща рябой нос. — Поди-ка, Демьянычу, да? Старый хрыч совсем озверел! Поделом ему!
— Не гони, Рыжий! — осекает толстяка Федя. — Ветер не идиот, чтобы так подставляться! Завхоз неделю на больничном отдыхать будет, а Савку старая грымза в колонию упечёт, как и мечтала. Нечего ей козыри в руки совать!
— Нормально всё, — прекращаю бессмысленный спор и снова задираю нос к звёздам: от этой парочки хулиганов скрыться в стенах детдома нереально, даже когда очень хочется.
— Директриса нашла более веский повод от меня избавиться.
— Погоди, — Отдышавшись, Рыжий подходит ближе. Тыльной стороной ладони трёт лоб, призывая шестерёнки в мозгах соображать быстрее. — Тебя что, того? Забирают?
— Да быть такого не может! — Федя запускает пятерню в свою густую шевелюру и вышагивает из угла в угол. — Кому мы нафиг нужны, лбы здоровые?
— Ты, Федюня, с собой не сравнивай! — Рыжий падает рядом и внаглую закидывает увесистую руку на моё плечо. — Это мы без роду, без племени, а Ветер наш не из простых.
— Ага, — киваю. — Из сложных. Костик, не неси чушь.
— Ну а чё, я неправ? — закипает парень. — Федьку в роддоме забыли, меня едва откачали, когда мать перепутала детскую бутылочку со своим пойлом, а ты домашний.
— Рыжий, какой я тебе домашний? — Скидываю ладонь друга и вскакиваю как ужаленный. Это вечное напоминание, что нюхал нормальную жизнь, бесит до чёртиков. — Как и вы, я никому не нужен! Или думаешь, этой лощёной роже, что директрисе лыбилась сегодня во все свои тридцать два, нужен? Ага, очнись, Костян! Таких, как мы, берут для своей выгоды. А иначе зачем? Да и мне на кой чёрт папочка и мамочка, когда до свободы рукой подать?
— Так и скажи директрисе! Немаленький! Право голоса имеешь! — Федька смотрит на меня с жалостью. Это ещё в десять он мечтал, что на пороге детдома объявится заблудшая мать и заберёт его в любящую семью, да только сегодня вера в чудо, да и вообще в людей, напрочь отбита у каждого из нас.
— Право? — угрюмо уточняю, упираясь лбом в холодную стену.
— Да не спеши, Ветер! — Рыжий грузно поднимается и, потирая затылок, топчется на месте. — Если это тот самый мужик, что в обед приезжал, так нормальный он!
— Все они нормальные, пока нас к себе не забрали, — сплёвывает Федя. — А как дверь закроется, так и узнаешь, что никто за человека тебя не считал и считать не собирается.
— Я этого мужика по телевизору видел, — пытается объяснить Рыжий. — Ну помнишь, про завод сюжет показывали, куда на практику ходили.
— И чё? — ухмыляется парень. — Думаешь, раз по тв засветился…
— Может, и нормальный, — обрываю Федю на полуслове. — Не спорьте. Он отца моего знал.
— Я же говорил! — На веснушчатом лице Костика расползается довольная улыбка.
— Ветер, ты чё согласился? — Федя морщится, как от гнилой картошки.
— Согласился! — выдыхаю свой приговор. — Ольга права, мне в универ поступать. Вот пусть новенький папочка и позаботится об этом!
Глава 2. Интересный экземпляр
Марьяна.
Наши дни.
— Пап, высади на перекрёстке! — Отстёгиваю ремень безопасности и в предвкушении скорой встречи с подругой придвигаюсь ближе к двери.
— Марьяна, до лицея почти два квартала! Пристегнись обратно! — не отвлекаясь от дороги, поучительным тоном произносит отец. — Да и погода нелётная! Опоздаешь!
— Не переживай, папуль, — Ёрзаю на месте, сгорая от нетерпения. — Мы со Златой дворами быстрее добежим, чем ты по пробкам проедешь. Ну, пожалуйста!
— Ладно, — Решает уступить и даже улыбается мне в зеркале заднего вида. Что и будет? Вечно занятой, строгий, холодный, отец всё чаще напоминает мне робота, запрограммированного управлять заводом и командовать дочерью. — После уроков сразу домой, поняла?
— Семейный ужин в обновлённом составе, — чеканю, как молодой солдат на плацу. — Я помню, пап!
Стоит дверце отцовского авто звонко хлопнуть за спиной, как по телу разливается непередаваемое ощущение свободы! Нет, я люблю и мать, и отца! Но их стремление решать за меня, как жить, и уверенность, что они знают обо всём на свете лучше меня, катастрофически раздражают. На зелёный перебегаю по зебре и тут же упираюсь в спину Смирновой. Подруга стоит чуть поодаль и считает ворон, ожидая меня с другой стороны перекрёстка.
