Пролог
Я знал, что она не придёт на эту чёртову вечеринку, устроенную моим великолепным братом. Знал. Но всё же остался дома и даже спустился вниз. Хрен знает зачем. Наверное, хотел лишний раз убедиться в том, что Новенькая выше того, чтобы идти на поводу у кого-либо.
Но, очевидно, Гросс для неё не кто-либо.
Потому что она пришла.
Пришла, чёрт возьми!
Грёбаная стерва, ненавижу.
Девчонка чувствует мой ненавистный взгляд и безошибочно находит меня в толпе, которая, впрочем, держится на расстоянии от меня. Я горько усмехаюсь, двигаю по столешнице кухонного островка бутылку виски и, наполнив отравой рюмку, опрокидываю её в себя. Смотрю в это время на Новенькую, не собираясь скрывать ярость, что плещется внутри меня бурлящей лавой. Почти не морщусь, потому что горечь в груди куда сильнее, чем та, что обжигает горло, и наполняю рюмку вновь.
Стерва на какой-то хрен прётся ко мне. Хочет объяснить свой чёртов поступок? Но пусть она катится со своими разговорами куда подальше!
Останавливается рядом и смотрит на меня так, словно я должен что-то ей объяснять. Какого хрена?!
– Я всё понял, Новенькая, – выплёвываю я, вынимая из пачки сигарету, чиркаю её зажигалкой и, сделав глубокую затяжку, выпускаю едкий дым в её, чёрт возьми, красивое лицо. – Могла не утруждаться.
Она опирается бедром на островок, скрещивает руки на груди и вздёргивает бровь:
– Прости?
Стерва.
– Пошла ты, – я снова выдыхаю дым в её сторону.
Прикрывает глаза, словно пытается сдержать злость, воскрешая в моём воспалённом мозгу воспоминания о каждом, чёрт возьми, поцелуе. Хватаю её за руку и дёргаю на себя, врезая спину в островок. Она морщится от боли, а я напираю спереди, упирая ладони в стол по обеим сторонам от неё. Склоняюсь к её тонкой шее: как всегда, пахнет охренительно, и замираю около уха:
– Нравится, стерва? Тащишься от того, как я близко?
– Ты пьян, Ник, и у тебя в одной руке сигарета, если ты забыл, – говорит она сухо.
Ненавижу.
Не открывая глаз, наслаждаюсь её частым дыханием, смазано касаюсь её губ своими, чтобы оставить смачный поцелуй в ямке уха с другой стороны лица. Сладкая и ядовитая.
– Ты такая же, как все, – выдыхаю я ей в ухо. – Дешёвка, возомнившая себя особенной. Без нас ты так и осталась бы серой мышью, эмигрировавшей из России, ясно?
– Я вас об этом не просила, идиот! – шипит она в ответ.
Я по-настоящему наслаждаюсь следующими словами, потому что стерва их заслужила:
– Пошла. На хрен. Ан-ни.
Резко отталкиваюсь от стола, стряхиваю в её сторону пепел сигареты и глубоко затягиваюсь, чтобы вновь процедить вместе с дымом:
– Пошла на хрен.
– Макензи, ты редкостный говнюк! – тоже цедит она. – Эгоистичный, беспринципный и бездушный мудак!
Синь глаз блестит праведным гневом, упругая грудь часто вздымается. Все вместе это выводит меня из себя, потому что эта соблазнительная стерва пришла к нему. Не ко мне.
– Я это всё уже слышал, – не церемонясь, я отпихиваю её в сторону, чтобы добраться до бутылки. – Вали к нему, раз пришла.
– Так ты этого хочешь?
Я скидываю бычок в горлышко пустой бутылки и смотрю на неё.
Хочу ли я этого?! После того, как она сама сюда притащилась? О нет, я хочу совсем другого.
– Я хочу, чтобы ты отвалила от меня, наконец.
Новенькая на мгновение теряется, а затем зло выплёвывает:
– Прекрасно! Я так и поступлю.
– Я счастлив, видишь? – горько усмехаюсь я. – Проваливай уже.
Отворачиваюсь от неё, но чувствую на себе её обжигающий взгляд. Какого хрена? Я был готов умолять её не приходить. Написал ей об этом. Но она пришла. Так какого хрена? Чего она, чёрт возьми, добивается?
Стерва не двигается с места ещё полминуты, а затем резко разворачивается и уходит. Её чёртовы кудри, аромат которых буквально сводит меня с ума, пружинят на каждом шагу.
Чёрт, почему так хреново?
Хочу броситься вслед за ней, прижать к стене и впиться в её сладкие губки, чтобы эта идиотка, наконец, поняла какую ошибку совершила, явившись сюда не ко мне. И плевать на всё.
Но меня опережает Оливер. Опять.
И её вороватый взгляд в мою сторону, когда она обжимается с другим – похлеще удара под дых, он словно выворачивает все внутренности, бросает их в ревущее пламя и сжигает дотла.
Но я чувствую себя, как чёртов мазохист, потому что снова смотрю в их сторону.
Ол добился, чего хотел. Она здесь, с ним. Безусловная победа.
Вот только…
Эта стерва моя!
Отталкиваюсь руками от островка и стремительно направляюсь к этим двоим. Сразу же хватаю Оливера за шкирку и отпихиваю его в сторону, чтобы прорычать напуганной девчонке:
– Ты, кажется, уходила. Так вали!
Оливер бросается обратно и цедит у моего лица:
– Какого хрена, придурок?!
Не обращаю на него внимания, хватаю стерву за руку и, не жалея силы, дергаю от стены. Она валится на спинку дивана. В этот момент Гросс психует и хватает меня за грудки:
– Что, бесишься из-за того, что проиграл?
Кто-то убавил музыку. Прихлебалы брата собираются в круг возле нас, чтобы посмотреть на шоу. Она тоже смотрит.
– Я никогда не проигрываю, и тебе лучше всех это известно, – усмехаюсь я в рожу Гросса и отталкиваю его от себя.
– Она пришла! – ревёт он, тыча в неё указательным пальцем. – Она знала, что это значит! И ты это знал!
– Мне плевать, – выплёвываю я и смотрю на Новенькую: – Сейчас она идёт домой.
Эта стерва переводит на меня растерянный взгляд, в котором сквозит боль, но мне плевать, я прожигаю её своим яростным взглядом. А в следующий миг меня отбрасывает немного в сторону, потому что в скулу врезается кулак Гросса.
