Слово Ветра - Алиса Гордеева

Марьяна.

— Держись крепче, Яшка! — перекрикивая ветер, горланит Владик и со всей дури выжимает газ, а я никак не могу перестать смеяться.

Наверно, это и есть счастье: безбрежная свобода, небывалая лёгкость, улыбка, от которой болят щёки, а ещё солнце, склонившись к линии горизонта, озаряющее золотым сиянием всё вокруг.

Я люблю лето! Люблю скорость! Люблю этого чокнутого парня, не пойми откуда взявшего байк, чтобы отметить мои двадцать два вдали от городской суеты.

—Гони, Осин! — одной рукой сильнее цепляюсь за накаченный пресс мужа, второй ловлю бешеные потоки воздуха и обещаю самой себе, навсегда сохранить в памяти этот день, насквозь пропитанный счастьем.

Влад тормозит у пологого берега реки и, забрав мой шлем, жадно втягивает пропитанный ароматами полевых трав и речного ила воздух. В последнее время нам обоим было не до прогулок: у меня защита диплома, у Осина – вечная борьба с отцом за право идти своей дорогой.

— Помнишь это место, Яшка? — раскинув в стороны руки, Влад подставляет вечерним лучам солнца веснушчатый нос. — Здесь ты совершила свою самую большую ошибку в жизни!

Губ невольно касается улыбка, а воспоминания вихрем врываются в сознание. Да и как забыть? Выпускной. Наш побег и крепко переплетённые пальцы. Именно здесь загнанные жизнью в тупик мы с Владиком решили пожениться. На тот момент у нас обоих не оставалось иных вариантов: мне как воздух нужна была свобода, а Влад к тому времени ею надышался сполна. Мы не придумали ничего лучше, чем связать свои судьбы воедино. Вот только я ни о чём не жалею.

— Ты не ошибка! — стягиваю сандалии и босыми ногами ступаю по горячему песку. — Ты моё спасение, Осин!

Подхожу ближе и носом упираюсь в родное плечо. За эти годы из простых друзей, бывших одноклассников и товарищей по несчастью мы стали по-настоящему близкими людьми.

— А ты – моё! — устремив взгляд вдаль, Влад отвечает совершенно серьёзно, а после берёт меня за руку и притягивает в свои объятия. Самые надёжные. Крепкие. Настоящие.

Как бы смешно это ни звучало, но именно Осин научил меня дышать, когда колючей проволокой сводило лёгкие; верить в себя, когда больше не верил никто, а главное, не бояться. Никого и никогда! Слушать своё сердце и не сворачивая идти к мечте.

Кто бы мог подумать, что Осин станет моим светом, спасёт от бесконечного падения в бездну и закроет широкой спиной от злых языков. Владик и сам до сих пор не понимает, что тогда, много лет назад, нашло на него, что заставило взбунтоваться, пойти против Булатова, своих родителей, дурацкой системы… Впрочем, это неважно. Я бесконечно благодарна ему за помощь, за возможность навсегда вычеркнуть из своей жизни отца, за свободу Ветрова, которой — теперь понимаю — и не было бы без показаний Влада. Мы все ошибались, думая, что Булатова напугали статьи в местных газетах. Как бы не так! Жирную точку в деле Савы поставил именно Осин, в последний момент кардинально изменивший свои показания.

— О чём задумалась, Яшка? — Влад зарывается носом в мои волосы на затылке, а я прикрываю глаза и едва ощутимо мотаю головой. Есть темы, которые мы не обсуждаем. Мои воспоминания о Ветре — стоят первыми в этом списке.

— У меня в рюкзаке буханка чёрного и термос со сладким чаем, — Влад не настаивает на откровениях: как ни крути, у него свой багаж запретных тем. — Предлагаю разжечь костёр и сообразить перекус.

— Жареный хлеб на прутиках? — облизываюсь в предвкушении и, развернувшись в руках мужа, оставляю на колючей щеке мимолётный поцелуй. — А ты не промах, Осин! Знаешь, чем растопить девичье сердце!

— Если я скажу, что припас для своей сладкоежки ещё и пакетик с маршмеллоу?— подмигивает Влад и подставляет для поцелуя вторую щеку. А получив заслуженную награду, приступает к сбору сухих веток.

Мы до темноты сидим у реки. На огне жарим хлеб, слушаем, как стрекочут кузнечики, и считаем звёзды. Стараемся не вспоминать прошлое, не пытаемся заглянуть в будущее — просто растворяемся в моменте. Я не без гордости хвастаюсь, что прошла собеседование на должность учителя английского в местной школе. Влад от души смеётся над дедом, который на старости лет решил продать бизнес в мегаполисе и перебраться в глушь, чтобы заняться разведением кур. А когда комариный писк начинает заглушать шум реки, мы, не сговариваясь, собираемся домой.

— Говори уже! — дёргаю Влада за рукав, прежде чем вновь оседлать байк.

Когда живёшь с человеком под одной крышей, невольно замечаешь то, что скрыто от посторонних глаз. Излишняя отрешённость, несколько странная молчаливость, задумчивый взгляд — мелочи, но как много порой за ними скрывается. Вот и Осин чем-то встревожен, но никак не может отважиться на разговор.

— Кажется, я нашёл её, Марьяш, — произносит он вполголоса и снова устремляет взгляд к ночному небу. Глупый, в свете луны слёзы в его глазах сияют куда ярче любой из звёзд.

– Это же здорово, — чуть крепче сжимаю ладонь мужа и не спешу задавать вопросы. Знаю, какой нестерпимой болью в его сердце отзывается каждое слово. И всё же радуюсь, что спустя столько лет Влад сумел отыскать свою дочь. Он один, пожалуй, до последнего верил, что девочка всё-таки жива.

— Она почти не говорит, — голос дрожит, как и все внутри Осина. — А на её носу висят бестолковые очки с толстенными линзами. Без них она практически ничего не видит.

— Главное, что ты её нашёл! — у меня самой першит в горле. Глупая радость трещит по швам от горечи чужой боли.

— Яшка, она, возможно, никогда не станет нормальной. Не назовёт меня папой, — сквозь стиснутые зубы цедит Влад. Он на грани — это видно невооружённым глазом. — Как все не пойдёт в детский сад, да и первого сентября с букетом гладиолусов не сядет за парту.

Я хочу поддержать Осина, сказать, что это всё неважно, что любую трудность можно преодолеть, если веришь и любишь. А в его бесконечной любви к этой маленькой девочке я ни капли не сомневаюсь. Вот только слова никак не складываются в предложения, а едкие слёзы лишают голоса.

—