Гамбит искусного противника - Ария Тес

Май

Когда ты впервые попадаешь в зал Большого театра, то тебя, скорее всего, дико удивит и поразит атмосфера, которая там царит. Что-то вроде благоговения, восторга и дикого, неуемного интереса. Тоже самое случится с тобой и во второй, третий, даже десятый раз, но если ты просиживаешь там задницу уже в тысячный раз, все от самой глупой, помпезной завитушки, начинает страшно угнетать.

Шум. Этот гул голосов, поднимающийся до расписного потолка и крутящийся под великолепной, хрустальной люстрой. Интимная полутень. Толпа. Столько красивых людей…Напыщенных индюков. Лицемеров и лизоблюдов. Золото и кровь — цвета истинного императора, и здесь на арене Большого театра, собираются представители высшего, московского бомонда, которые за закрытыми дверями бывает творят такую грязь, что сам Дьявол попросил бы мастер-класс. В этом зале прямо стояла физически ощутимая вонь их гнилых душ, прикрытых широкими белозубыми улыбками. Так сразу и не скажешь, но все они пришли сюда сегодня не покрасоваться — это всего лишь теплый, семейный вечер. Журналюги, любовницы рука об руку с женами, море обслуги и даже заключение определенных договоренностей, к сожалению, неотъемлемая часть этого мира. Она не прошла мимо и "сегодня", когда дети этих самых "сливок" выступают на отчетном концерте.

Балетная академия давно стала целью любой девчонки, которая мечтает о сцене, но проблема в том, что будь ты даже дочерью плотно упакованного папаши, так просто сюда не попасть. Обычно, в половине деток-мажоров нет и десяти процентов таланта, будем откровенны. В обществе больших денег это не главное. Талант вообще штука весьма субъективная, а если ты дочь мэра или крупного бизнесмена, разве он имеет вообще значение? Нет. Обычно нет, но только не для Балетной академии. Попасть сюда сложно, деньги не гарант, только талант или хотя бы перспектива. Созданное двадцать лет назад заведение чтило искусство прежде всего и это многим не нравилось, но оставалось только улыбаться. Здесь вообще не принято иначе, даже если ненавидят, а ненавидят здесь постоянно. Можно сказать, это два постулата — улыбаться и ненавидеть. За все подряд: успех, талант, ум, бабки. Чем больше у тебя бабла, чем выше ты поднимаешься, тем сильнее ненависть. И тебя будут ненавидеть и вставлять палки в колеса — на Олимпе все давно поделено, — если только тебя не будут бояться.

Здесь боялись только одну фамилию. Александровские.

Знаете, что если вы не являетесь каким-то действительно важным человеком, вам никогда в жизни не попасть в Императорскую ложу, даже если у вас есть деньги? Это определенный статус, вроде трона, и он по праву принадлежал именно этой фамилии. Александровские — это что-то вроде бренда. Всегда спокойные, всегда утонченные и изящные, абсолютная репутация без единого, даже самого маленького скандала в прессе. Идеальные, словно каменные статуи, вышколенные по самым высоким стандартам Петром Геннадьевичем — главой семьи и главой империи.

Умный, расчётливый, жестокий, даже в его пятьдесят три выглядел внушительно. Высокий, с широкими плечами и крепким, натренированным телом, больше похожий на мужчину, лишь недавно перешедшего ступень в сорок, чем на дряхлого старика. Нет, стариком этот стальной мужик не будет и в восемьдесят, надо отдать должное. И дело тут даже не в генетике, хотя она и сыграла большую роль, дело в военной выправке. Его отец был советским офицером и не из рядовых, ничего не значащих солдат. Он имел вполне конкретный доступ к высшему, политическому сословию, поэтому своему первенцу пророчил карьеру именно в этой сфере. Вот только тот выбрал другую дорогу, а на свое место собственноручно пихнул своего более податливого брата Гришу. Он не был плохим или глупым, напротив, Григорий Петрович Александровский всегда имел славу хорошего, доброго человека, в меру строгого, но по большой части добросердечного. Конечно с подачи старшего брата ему удалось войти на политический ринг с весьма громким заявлением, но удержаться, продвинуться и дорасти до мера Москвы, ему позволили отнюдь не семейные подряды. Его действительно любили его избиратели, и пусть Петр всегда отмахивался, как от назойливой мухи, это был скорее прочный факт, нежели грезы. Пусть так, Петр хорошо усвоил уроки отца и отлично знал — чтобы выбиться на нужный ему уровень, всегда необходимо иметь хорошо защищенные тылы в правительстве. Гриша мог быть кумиром хоть триллионов, но главным для его старшего брата критерием стала его исполнительность. Тендеры, контракты, нужные люди — так, путем лизания сотни задниц, теперь он сидел в Императорской ложе. Его боялись все, даже политики, зная его расчетливый, бурный нрав — перейти дорогу Петру Геннадьевичу Александровскому сродни подписать смертный приговор. Гордость не благодетель, трагедия, а о гордости главы самого влиятельного семейства ходили легенды.

Петр был женат трижды. Первый брак, заключенный в совсем юном возрасте, стал договорным и из этого брака он вынес очень многое — его детище «АСтрой», благодаря которому сейчас он был самым уважаемым человеком Москвы, и детей. В детстве Петр обожал историю. Это была его личная страсть — даты, имена, правящие династии. Ему нравилось читать о королях, царях, именитых родах, но главное, что он понял еще тогда: дети — это лучшая инвестиция. К отличным инвестициям он смело приписывал Мишу, Марину и Максимилиана.

Первые два ребенка родились почти сразу, как они с Марией поженились. Двойняшки. Это стало для молодых сюрпризом, ведь Мариночку не видел ни один аппарат, а Марии нравилось думать, что это Миша ее так защищал. Петр на это лишь глаза закатывал, но по-доброму, потому что она стала для него не обузой, а чудесным подарком судьбы. Миша же напротив, разочарованием. Когда они начали подрастать и достигли более сознательного возраста, чем агукать и махать руками, Петру пришлось признать неприятный факт — Миша больше похож на его мать и его брата, чем на него. Добрый, тихий ребенок, спокойный и, пусть сообразительный, безынициативный.

Когда Петр узнал о беременности Марии еще одним ребенком, у него снова появилась надежда получить наконец наследника, так и вышло. Самый большой. Величайший. Максимальный. Петр не видел в Мише себя, любил его, конечно, но только в Максе он увидел свое истинное отражение. Когда он впервые взял его на руки, знал — он будет очень похож на него самого. Скоро он в этом убедился, когда уже в пять лет Макс давал жару всем: дерзкий, умный, развитый не по годам, любящий бросать вызов,