Татьяна Веденская - Брачный марафон

Итак, мормоны. Просто позор, на что приходится расходовать Интернет-трафик моих работодателей. На поиски информации о мормонах!!! Никогда бы ни подумала, что подобная история произошла со мной. Впрочем, как говорит моя мама, если бы на то была моя воля, я никогда ни о чем не подумала. Ладно, читаю с экрана компьютера статью какого-то американского умника. Место действия – моя драгоценная каторга. Время – начало июня. Просто глупо тратить начало июня на прояснение ситуации с мормонами, а что делать? «В ответ на все возмущенные возгласы общественности, мормоны уверяют, что, во-первых, многоженство не было у них так уж широко распространено». Ага, не было, как же, если уж добралось до наших московских реалий. «Во-вторых, многоженство среди мормонов было отчасти необходимо из-за того, что уменьшилось количество мужчин». С этим не поспоришь, действительно, мужик нынче действительно перевелся, раз мормоны стали так процветать. Ну ладно, поехали дальше. «В-третьих, многоженство в основном было делом благотворительности, чтобы заботиться о пожилых женщинах и вдовах». Интересно, какое отношение этот бред имеет ко мне? Хотя? Возможно, современные мормоны считают, что тридцатник для женщины – вполне ничего себе пенсионный возраст. Да, пожалуй, третий пункт имеет ко мне самое прямое отношение, как это ни прискорбно, потому что никаких других объяснений, как я умудрилась попасть в такой переплет, у меня нет. Итак, по порядку... Знать бы еще, кого именно призвать к этому самому порядку.

Всю свою сознательную жизнь я прожила самым что ни на есть банальным образом, не совершив никаких экстремально-выдающихся подвигов. Мама говорит, что ту часть жизни, которая является бессознательной, я тоже не отметила ничем особенным, однако я предпочитаю верить, что хотя бы младенцем я была уникальным. В конце концов, каждый человек имеет право видеть в себе изюминку. Однако при заполнении биографии я могу гордиться, что каждый мой пункт будет соответствовать признанным социальным стандартам. Родилась. Росла. Училась в школе (с переменным успехом). Поступила в институт. В педагогический. Произношу гордо, потому что если не буду верить, что это круто, будет сложно объяснить такой, мягко говоря, неэксклюзивный выбор даже самой себе. Если докопаться до первопричины, она будет крыться в географических показателях. От моей родной улицы Бориса Галушкина до Сельскохозяйственной улицы, где дислоцировались будущие педагоги, было всего двадцать минут пешком.

– Дочка, ты уверена, что знаешь, кем хочешь стать? – спросила меня мамочка, когда я думала только о том, чтобы добиться поцелуя от Сережки из параллельного одиннадцатого класса. Ее вопрос поставил меня в тупик. Мой тупик не явился сюрпризом для моей мамы. Она до сих пор считает, что я постоянно нахожусь в состоянии клинического непонимания происходящего.

– Нет, не уверена, – пожала плечами я.

– Тогда почему бы тебе не пойти на факультет делопроизводства в пединститут около ВДНХ, – предложила мама.

– Почему туда? – уточнила я.

– Это близко к дому, а профессия секретаря всегда прокормит тебя. При твоей легкомысленности это будет большим подспорьем, – весомо аргументировала мама. Я не нашла ничего против. Мама оказалась права во всем, кроме одного. Учиться в институте, где на одного мальчика приходилось пятнадцать-двадцать девочек, было довольно скучно. Приходилось искать приключения на свою голову где-то по дороге из института домой. Много ли приключений можно найти за двадцать минут пешей прогулки?

– В этом институте ужасная тоска! – жаловалась я.

– Зато безопасно, – ставила все по своим местам мама. Угроза моей безопасности пугала маму гораздо больше, чем было нужно для дела. Я все-таки умудрилась пережить за время учебы в институте пару-другую завалящих романов. Ни один из них так и не вышел за рамки разумного, чему очень радовалась мамуля, в отличие от меня. Таким образом, проведя под крылом матери двадцать три года, я не удосужилась (по ее же словам) вырасти и превратиться в сознательного члена общества. Поэтому ей пришлось сдать меня секретарем в добрые руки одного старого знакомого по партийной линии, заведующего кафедрой каких-то немыслимых наук в МГУ. Я натянула костюм, принялась отвечать на звонки и печатать на старой печатной машинке бредовые тексты типа: «тенденции экзистенциального подхода в классификации методик религиозного разделения течений в индуистской конформистской этике». Я не понимала ни слова, однако мама решила, что мое будущее вполне наметилось и пора переходить к плану «Б».

– Теперь ты можешь с чистой совестью сосредоточиться на замужестве, – сообщила она радостную новость, вручая мне подарок на двадцати трехлетие.

– А раньше? – решила удивиться я. – Раньше рано было?

– Раньше ты была еще молода. Ты могла бы наделать глупостей.

– Понятно, – протянула я, разворачивая завернутую в цветастую бумагу книгу о семейной психологии. Надо же, никогда не стремилась наделать никаких глупостей, однако в тот далекий день двадцати трехлетия, глядя на символ «очередного этапа становления меня как успешной личности» (книга для семейной жизни), врученный мамой, мне захотелось немедленно пуститься во все тяжкие. К сожалению, двадцать три года – довольно сложный возраст, чтобы начать учиться курить и пить самогон, слушая гитарный вой подростков в подъезде. Пришлось мне в выражении протеста перед деспотией матери ограничиться красивым бурным романом. Первым романом, к которому мама отнеслась с глобальным неодобрением. Первым, в котором взрослый мужчина, намного старше меня, однозначно не собирался ограничиваться поцелуями в кинотеатре и стихами на лестничной клетке.

– Этот мужчина никогда не сможет позаботиться о тебе должным образом, – отрезала мамочка, когда я представила ей Олега Петровича. Мне было непонятно, что за смысл мама вкладывает в выражение «должным образом». На мой глупый взгляд умелые и искушенные объятия Олега Петровича, а также столь мало изученные мной радости секса уже выгодно выделяли его из невыразительной кучки моих прыщавых институтских возлюбленных.

– Я очень люблю вашу дочь и сделаю все, чтобы она была счастлива, – с достоинством оппонировал он. Мама неодобрительно выслушала его уверения, а вечером принялась докапываться, где это я умудрилась откопать такое чудо.

– Мы познакомились в МГУ. Он приходил, чтобы купить какую-то сложную книжку, которую написал твой этот политический знакомый, – попыталась я переложить ответственность за наше с ним знакомство на маму.