Питер восторженно разглядывал ее, прекрасно сознавая, кто это. Ему не раз попадались ее фотографии – более счастливых времен, когда она только вышла замуж, и даже раньше, с ее отцом. Это была Оливия Дуглас Тэтчер, жена Энди Тэтчера. Как и ее супруг, она родилась в семье политиков. Ее отец был губернатором Массачусетса, пользовавшимся в своем штате большим уважением, а брат – младшим конгрессменом от Бостона. Кажется, ей было около тридцати четырех лет; она была одной из тех, кого преследует пресса, не оставляя в одиночестве ни на секунду, хотя она никогда и не давала повода интересоваться ею. Разумеется, Питер не раз читал интервью с Энди, но не мог вспомнить ни одной беседы с Оливией Тэтчер. Казалось, она стремится оставаться на заднем плане. Завороженный ее обликом, Питер вошел в лифт вслед за ней. Оливия стояла, повернувшись к нему спиной, но так близко, что он мог бы без труда обнять ее. Одна мысль об этом заставила его вздрогнуть. У Оливии были очень красивые волосы – темно-русые с отливом. Словно почувствовав, что Питер думает о ней, она повернулась и посмотрела на него, и когда их глаза снова встретились – всего лишь на мгновение, – ему показалось, что время остановилось. Печаль в ее взгляде снова поразила его; она словно бы говорила ему о чем-то, не произнося ни слова. Это были самые выразительные глаза, которые он когда-либо видел, а потом Питер внезапно спросил себя, не выдумал ли он все это. Так же неожиданно Оливия отвернулась и больше не смотрела на него, пока он не вышел из лифта, потрясенный и взволнованный.
Портье уже отнес его чемодан в номер, а горничная осмотрела комнату, чтобы проверить, все ли готово. Питер вошел внутрь, чувствуя себя так, как будто он умер и вознесся на небеса. Стены были оклеены тканью цвета персика, мебель – антикварная, камин – из абрикосового мрамора. Окно и кровать были убраны шелком и атласом подходящих оттенков. В номере была мраморная ванна и все необходимое для усталого путника. Это выглядело как ожившая мечта, и Питер, провалившись в удобное кресло, обитое атласом, посмотрел в окно на безупречно ухоженный сад. Да, это было само совершенство.
Дав на чай портье, Питер медленно обошел свой номер и облокотился о подоконник, наслаждаясь видом цветущего сада и думая об Оливии Тэтчер. В ее лице и глазах было что-то пленительное; такое впечатление сложилось у него еще от ее фотографий, но сейчас, после этого обмена взглядами, он понял, что никогда не видел в глазах женщины такой духовной мощи, такой боли – и одновременно силы. Словно она хотела сказать ему – или любому, кто заглядывал ей в глаза, – что-то очень важное. Она была гораздо сильнее и неотразимее своего мужа – в своем роде, разумеется. Питер не мог избавиться от мысли о том, что она не похожа на человека, который будет вести какую-нибудь политическую игру. И действительно, она этого никогда не делала, насколько он знал; даже сейчас, когда ее муж вот-вот должен был стать кандидатом в президенты.
Интересно, какие тайны скрывает она под непроницаемой пеленой своего взгляда? Или он все это придумал? Может быть, никакая она не печальная, а просто очень спокойная? В конце концов, никто с ней не разговаривал. Но почему она на него так посмотрела? О чем она думала?
Все эти мысли преследовали его, когда он умывался и набирал номер Сушара. Ему не терпелось встретиться с ним. Было воскресенье, и Сушар без особого энтузиазма отнесся к этой неожиданной перемене планов. Тем не менее он согласился встретиться с Питером через час. Питер стал нетерпеливо мерить шагами свой номер, позвонил Кейт, но ее, разумеется, дома не оказалось. В Америке было только девять часов утра, и Питер решил, что она гуляет или встречается с друзьями. После девяти и до половины шестого Кейт трудно было застать. Она всегда была занята. Теперь, когда у нее прибавилось еще несколько видов деятельности, когда она была членом совета школы, а дома жил только один из сыновей, она задерживалась все чаще.
Наконец час прошел, и Питер с радостным нетерпением устремился на встречу с Сушаром. Этого момента он ждал много лет. «Зеленая улица», которая позволит ему двинуть «Викотек» вперед. Он знал, что это всего лишь формальность, но формальность важная – более того, необходимая для ускорения процедуры одобрения препарата ФДА. Сушар был наиболее знающим и уважаемым человеком среди глав всех исследовательских команд и отделов фирмы. Его голос в пользу «Викотека» перевесит множество голосов других людей.
На этот раз лифт приехал гораздо быстрее, и Питер скорым шагом вошел в него. На нем был тот же темный костюм, но рубашку он сменил на свежую – голубую, с белыми манжетами и воротничком. Он выглядел безупречно. Спустя мгновение Питер увидел в углу лифта тоненькую фигурку. Это была женщина в черных льняных брюках и черном джемпере. На ней были темные очки. Волосы были зачесаны назад. Когда она повернулась и взглянула на него, Питер понял, что это Оливия Тэтчер.
После того как он в течение нескольких лет периодически читал о ней, он вдруг в течение часа дважды увидел ее. На этот раз она выглядела совсем иначе – еще тоньше и моложе, чем в костюме от Шанель. На мгновение Оливия сняла очки и взглянула на него. Питер был уверен в том, что она тоже его узнала; но никто из них не сказал ни слова, и он даже попытался не смотреть на нее. Однако в этой женщине было что-то такое, что притягивало его. Питер не мог понять, в чем дело. Глаза, конечно же, но не только. В том, как она двигалась и смотрела, были отзвуки всего того, что он о ней слышал. Оливия казалась очень гордой, очень уверенной в себе, спокойной и замкнутой. И Питер вдруг поймал себя на желании подойти к ней и задать ей тысячу глупейших вопросов, таких, какие обычно задают журналисты. «Почему вы выглядите такой уверенной? Такой далекой? Но и такой печальной. Вам грустно, миссис Тэтчер? Что вы чувствовали, когда умер ваш мальчик?» Именно такими вопросами ее всегда мучили, и она никогда не отвечала на них. Глядя на нее, Питер понял, что хочет услышать эти ответы, подойти к ней, дотронуться до нее, узнать, что она чувствует, почему от ее глаз к его глазам протянулись лучики понимания, словно она вложила свои ладони в его. Он хотел знать, какая она, хотя и понимал, что этого никогда не произойдет. Они были обречены на то, чтобы остаться чужими людьми, не сказав друг другу ни единого слова.
У Питера перехватывало дыхание от одного того, что она рядом. Он чувствовал аромат ее духов, видел, как свет отражается от ее волос, ощущал мягкость ее кожи. Наконец, к его облегчению – потому что он не мог заставить себя отвести от нее взгляд, – лифт приехал на первый этаж, и дверь отворилась. Ее ждал телохранитель. Оливия ничего не сказала, просто вышла из лифта и проследовала вперед в сопровождении широкоплечего стража. «Какая у нее странная жизнь!» – подумал Питер, провожая ее взглядом. Казалось, его притягивает к ней магнитом; ему пришлось напомнить себе, что у него дела, не оставляющие времени для мальчишеских фантазий. Но ему было совершенно очевидно, что в этой женщине было нечто волшебное; теперь он понимал, почему она превратилась в своего рода живую легенду. Более того – она была загадочна. Людей такого типа никогда не знаешь до конца, хотя и очень хочешь узнать. «Интересно, – подумал Питер, выходя на залитую солнцем площадь и ожидая, пока швейцар поймает ему такси, – а знает ли ее вообще кто-нибудь?» Из окна машины он увидел, как она свернула за угол и поспешила по рю де ла Пэ, опустив голову и надев темные очки. Телохранитель шел рядом. Питер невольно спросил себя, куда это она направилась. А потом, заставив себя отвлечься от заворожившей его женщины, он устремил свой взгляд вперед, на парижские улицы, разворачивавшиеся перед ним одна за другой.
