– Да что ты знаешь, люмпен! – с презрением воскликнул он. – Ты и таблицу умножения никогда не знал.
– Ах ты… – Борька сделал шаг вперед, но тут Эля неожиданно загородила собой Стаса.
– Только попробуй, – холодно сказала она, глядя прямо в глаза Фещенко.
– Эля, я ж его насквозь вижу, – забубнил Борька и вдруг неожиданно для всех развернулся и пошел назад.
Девочки вздохнули с облегчением.
– Эльвира, тебе не стоило связываться с этим типом, – с досадой произнес Стас, когда недруг ушел.
– А что мне было делать! – чуть не плача воскликнула та.
– Мы сами бы разобрались.
– Как же!
– Тебе не надо было встревать в разговор. Ты сама виновата!
Они начали ссориться.
– Пошли отсюда, – потянула Муся Олю за рукав. – Кажется, ничего интересного здесь не будет.
Подруги направились на свою любимую лавочку.
Издали они наблюдали, как Эльвира и Стас спорят.
– Полагаю, наша Элька нравится Фещенко, – задумчиво произнесла Муся.
– Фещенко – одноклеточное.
Эльвира и Стас уже обнимались.
– Он тоже человек, – сказала Муся, отворачиваясь от целующейся парочки.
– Кто – Фещенко? – прыснула Оля.
– Немного грубоват, но, в общем, не такое уж чудовище. Ты ведь заметила кое-что?
– Что?
– Что Эльке пришлось заслонить этого своего…
– Стаса, – подсказала Оля.
– Да. Разве это годится – девушка заступается за своего кавалера?
– Нет, но ситуация так сложилась, – попробовала возразить Оля.
– Ты не понимаешь! – горячо воскликнула Муся. – Есть вещи, которые ничем нельзя оправдать.
– Ты хочешь сказать, что Стас должен был набить морду Фещенко?
– Ну, этого у него не получилось бы, а Фещенко… Что вообще мы о нем знаем? Почему мы, например, называем его хулиганом?
Глава 4
Ромео местного масштаба
Он привык, что будильник всегда звонит в пять утра – и в будни, и в праздники, и зимой, когда ночную темноту едва разгоняет призрачный свет фонарей, и летом, когда ярко-оранжевое солнце брызжет с востока в глаза.
Тогда, в зависимости от погоды, он брал метлу или скребок и шел помогать своей матери.
Он так и называл ее – «матерь», а не «мама» или «мамочка», потому что в его семье было не в чести всякое слюнтяйство, он даже ни разу не сказал, что любит ее. Он просто вставал в пять утра и шел помогать ей.
Роза Ивановна, его мать, работала в местном ДЕЗе дворником. Отца он не помнил, знал только, что тот тоже работал в том же ДЕЗе, правда, слесарем, и умер от того, что вместо водки пил денатурат.
Что такое водка и денатурат, Боря не знал и знать не хотел. Он давно, еще сопливым пацаном, дал себе слово, что никогда к этой гадости не прикоснется. Мало ли у матери горя было!
Учился он скверно, потому что никак не мог понять, для чего в жизни нужны все эти алгебры с геометриями и какой прок от того, что «жи-ши» надо писать через «и».
Учительница математики стонала после каждой контрольной: «Ты дуб, Фещенко, настоящий дуб!» С другими предметами положение было не лучше.
Боря Фещенко твердо знал, что высшее образование ему на сто процентов не светит, ждал поступления в профессиональное училище (потом слесарем в местный ДЕЗ, чтобы люди никогда плохо не говорили об этой профессии) и мечтал о службе в армии.
Если кто-то называл его «придурком», он сжимал ладонь в кулак и разжимал ее уже только тогда, когда обидчик торопливо брал свои слова обратно; если кто-то смеялся ему вслед, когда он с метлой обходил свои владения, то он разворачивался – и весельчак тут же обращался в бегство. Его несколько раз приводили в милицию и отчитывали за драки.
Словом, люди его боялись, и было за что – за то, что в свои пятнадцать лет он вымахал под метр восемьдесят, что мог одной рукой поднять машину за капот и что люди с такими лицами, как у него, в кино играли отморозков, убийц и тупых телохранителей.
Борю Фещенко не волновало то, что думают о нем люди. До поры до времени не волновало. Но однажды он увидел Ее…
Впрочем, что за ерунда – он тысячу раз видел ее и в школе, и во дворе – она жила в соседнем доме. Но однажды он ее действительно увидел.
Ранним летним утром прошлого года, когда он подметал тротуар, она прошла мимо.
– Привет, Боря! – сказала она.
Она всегда со всеми здоровалась, даже если ей не отвечали.
– Здрс-ссти! – пробормотал он сквозь зубы машинально – обычно он ни с кем не здоровался, потому что вежливость – это тоже слюнтяйство.
И вот тогда он ее увидел в первый раз.
Она была высокая и очень тоненькая, у нее были светло-пепельные волосы, похожие на дым от костра, в котором горят листья после осеннего листопада, огромные серые глаза (такого цвета обычно бывает небо в ноябре, когда после первых заморозков надо посыпать тротуар солью), а главное, Боря даже затряс головой – уж не галлюцинации ли у него? – она не шла, она летела.
Правда, ее ноги почти не касались земли!
То есть она, конечно, шла – с прямой спиной, с развевающимися волосами, но вместе с тем и летела.
Он уронил метлу и долго смотрел ей вслед. Ее звали Эльвирой, Элей – легкое, прозрачное имя – так пар вылетает изо рта на морозе и растворяется в воздухе.
Что с ним произошло, Боря Фещенко так и не понял, просто с того дня он никуда не мог деться от мучительного желания снова и снова видеть ее, увидеть, как она летит над землей.
– Потому что он, Муся, ну что ты спрашиваешь – он действительно хулиган! – сердито произнесла Оля.
– Ладно, не будем об этом, – вдруг примиряюще сказала Муся. – Что делать-то будем?
– В смысле?
– Ну, что мы сейчас делать будем? День-то какой хороший. – Она мечтательно потянулась, подставив лицо солнцу.
Оля подумала о Никите – сегодня он был занят и обещал позвонить только вечером.
– Идем в парк.
– Отлично! Только забросим сумки домой и чего-нибудь перекусим.
Дома Оля быстро сделала несколько бутербродов с ветчиной, запила их холодным чаем, переодела туфли на кроссовки, но, перед тем как снова выскочить за дверь, она на минуту остановилась перед зеркалом, висевшем в прихожей.
На нее посмотрела веселая, взбудораженная девочка с хвостами, перетянутыми резинками на разной высоте.
«Я ли это? – подумала Оля, глядя на свое отражение. – Если бы Никита увидел меня в таком виде, то ни за что бы не узнал. Господи, как же трудно быть принцессой!»
Муся уже ждала ее во дворе.
– Деньги есть? – спросила она.
– Да, мама полтинник оставила, – достала Оля из кармана мятую бумажку.
