Вирджиния крепко обняла ее за шею.
— Вы не обыватели и совсем не скучные. Вы классные.
— Возможно, к концу вечера ты уже не будешь считать нас классными. Возможно, тебе там совсем не понравится, так что не спеши с выводами.
Вирджиния откинулась на спинку сиденья в уютной темноте машины, обхватив себя руками. Мне не может не понравиться.
Словно светлячки, фары множества машин двигались с разных направлений, встречаясь у Пенфолды. С дороги был виден фермерский дом с ярко освещенными окнами. Они пристроились к длинной череде разномастных автомобилей, которые, фырча, протискивались по узкой извилистой дорожке, спускавшейся к морю, а потом заехали на большой двор фермы, временно превращенный в паркинг. В воздухе носились голоса и смех, знакомые приветствовали друг друга, и ручеек человеческих фигур уже прокладывал себе путь мимо каменной ограды через поле к скалам. Некоторые были обвернуты в ковры, некоторые несли в руках старомодные лампы, некоторые — Вирджиния обрадовалась, что мать не поехала с ними, — тащили позвякивающие бутылки.
Кто-то воскликнул:
— Том! Ты что здесь делаешь? — и Том с Элис отстали, дожидаясь друзей, а Вирджиния пошагала вперед, наслаждаясь внезапным одиночеством. Обступившие ее мягкие сумерки пахли торфом, взморником и дымом костра. На небе угасали последние отблески заката, а синева моря была так глубока, что казалась черной. Она прошла сквозь проем в изгороди и увидела внизу, на другом краю поля, золотистые отблески костра, вокруг которых плясали огоньки ламп и суетились человеческие тени и силуэты, наверное, около тридцати. По мере приближения становились различимы их лица, освещенные пламенем; все смеялись и болтали, все были знакомы друг с другом. На деревянных козлах стоял бочонок с пивом, из которого непрерывно наполняли кружки, и над ними поднималась шапка пены; пахло печеным картофелем и жиром, капающим в огонь. Кто-то принес гитару и наигрывал на ней, и вот уже несколько человек собрались вокруг и нестройным хором затянули песню.
Корабль плывет,
По морю плывет.
Он груз везет
Над глубинами вод.
Но глубже вод
Моя любовь…
Юноша, пробегавший мимо Вирджинии, внезапно споткнулся в темноте и налетел на нее.
— Извините!
Он схватился за ее руку, в попытке не повалить ее и не упасть самому. В другой руке он держал фонарь, свет которого падал ей на лицо.
— Кто вы?
— Вирджиния.
— Какая Вирджиния?
— Вирджиния Парсонс.
У него были длинные волосы, схваченные надо лбом пестрым платком, что придавало ему сходство с индейцем из племени апачей.
— Я так и подумал, что вы не местная. Вы одна?
— Я… нет. Я пришла с Элис и Томом, но… — она оглянулась, — потеряла их… они должны быть где-то здесь… наверное…
— Я Доминик Барнет.
— О, так это ваша вечеринка.
— Вообще-то, ее устроил мой отец. По крайней мере, он заплатил за пиво, что дает ему право называться хозяином вечеринки, а мама принесла колбаски. Пойдемте, возьмем чего-нибудь выпить.
Он еще крепче ухватил ее за руку и подвел к шумному тесному кружку, освещенному пламенем костра.
— Эй, пап, тут кое у кого ничего не налито.
Гигантский мужчина с бородой, напоминающий в свете огня средневекового разбойника, выпрямился над краном бочонка.
— Тогда вот вам пиво, — сказал он, и у Вирджинии в руках оказалась великанских размеров пивная кружка.
— А вот и колбаса.
Юноша аккуратно подхватил с подноса колбаску, наколотую на палочку, и протянул Вирджинии. Вирджиния взяла из его рук колбаску и уже готовилась вступить с ним в приличествующую случаю беседу, но тут Доминик заметил знакомое лицо по другую сторону костра, крикнул: «Марианна!», — или другое похожее имя, и был таков, а Вирджиния вновь оказалась одна.
В темноте она попыталась отыскать Лингардов, но не смогла. Все остальные сидели, поэтому и она уселась тоже, держа великанскую кружку в одной руке, а колбаску, все еще слишком горячую, чтобы есть, — в другой. Ее щеки пылали от жаркого пламени, а спина мерзла под холодным ветром, который к тому же постоянно сдувал волосы ей на лицо. Она отпила глоток пива. Это был первый раз, когда она его попробовала, и у нее ужасно засвербило в носу. Вирджиния громко чихнула и где-то у нее за спиной веселый голос отозвался:
— Будьте здоровы!
Вирджиния отдышалась и сказала:
— Спасибо!
Она обернулась посмотреть, кто с ней заговорил, и увидела высокого молодого мужчину в вельветовых брюках, резиновых сапогах и просторном вязаном свитере. Он глядел на нее сверху вниз, широко улыбаясь, и в свете костра его загорелое лицо казалось медным.
Она пробормотала:
— Это от пива…
Он присел на корточки рядом с ней, аккуратно взял кружку у нее из рук и поставил на землю между ними.
— Чихнете еще раз и расплескаете все до дна, а это будет очень обидно.
— Да.
— Вы, наверное, знакомая Барнетов.
— Почему вы так решили?
— Я никогда вас раньше не видел.
— Нет, я их не знаю. Я пришла с Лингардами.
— Элис и Томом? Они здесь?
— Да, где-то тут.
Он так обрадовался, услышав о Лингардах, что Вирджиния вообразила, будто он немедленно отправится на их поиски, однако вместо этого он поудобнее устроился на траве рядышком с ней и погрузился в блаженное молчание, с удовольствием наблюдая за другими участниками вечеринки. Вирджиния принялась за свою колбаску, съела ее всю и, поскольку он по-прежнему не говорил ни слова, решила попытаться еще раз.
— А вы друг Барнетов?
— Что?
Отвлекшись от молчаливого созерцания, он повернулся и устремил на нее немигающий взгляд своих прозрачных синих глаз.
— Простите?
— Я просто спросила, дружите ли вы с Барнетами.
Он рассмеялся.
— Это им нужно дружить со мной. Они же нарушили границы моих владений.
— Получается, вы — Юстас Филипс.
Он подумал над ее словами.
— Да, — произнес он наконец. — Получается, это я.
Вскоре после этого его кто-то позвал — одна из гернзейских коров забрела на поле с соседнего пастбища, и какая-то сумасшедшая девица, перепившая вина, решила, что на нее напал бык, так что она устроила форменную истерику. Юстасу пришлось идти наводить порядок, а Вирджинию наконец разыскали Элис и Том, и хотя остаток вечера она постоянно искала глазами нового знакомого, больше он ей не попадался.
Тем не менее вечеринка имела шумный, запоминающийся успех. Ближе к полуночи, когда пиво было допито, бутылки пусты, припасы съедены, а от набросанного в костер плавника огонь поднимался на высоту больше двадцати футов, Элис осторожно предположила, что им, пожалуй, лучше отправиться восвояси.
