Так что это за дьявол в него вселился, если он готов сказать «я люблю тебя» женщине, которую знает всего ничего?
Джина проснулась в комнате, которую не сразу узнала. По телу разлилась приятная истома. Облизывая губы, девушка обнаружила, что они слегка припухли. Этого было достаточно, чтобы вспомнить недавние поцелуи. Кожа порозовела, как после первого загара. Одеяло, которым было укрыто тело, пахло мужчиной и сексом.
И тогда все вчерашние события всплыли в воображении: Микос, уложивший ее в постель; его тихий и сексуальный шепот на ушко; его руки, ласкающие ее тело; его губы, его язык…
По телу пробежала дрожь. Джина была настолько возбуждена, что прошептала имя Микоса.
Он не ответил, и, поднявшись на постели, девушка обнаружила, что его нет рядом.
Полоска света из-под двери подсказала ей, что Микос пошел в душ.
Его ванная была огромной. Выполненная в кремовых тонах, она казалась еще больше. В углу, откуда был виден небольшой участок оранжереи, стояла бочка, а с другой стороны — стеклянная душевая кабинка.
Не заметив появления девушки, Микос продолжал мыться. Он стоял спиной к Джине. По его волосам и мускулистому телу стекали капли воды. Девушка сглотнула и ощутила, как сильно изголодалась по его ласкам.
Как во сне, она неслышно открыла кабинку и вошла. Обняв Микоса, Джина поцеловала небольшой шрам на его левом плече.
На мгновение он замер, его тело напряглось как струна. Девушка едва не пожалела, что пришла к нему. Но тут Микос опустил одну ее руку ниже, туда, где его мощное орудие уже было готово к бою.
Прохладная вода ласкала разгоряченную плоть. Джина прикоснулась к нему, и из его груди вырвался стон.
Микос развернулся к Джине одним резким движением, подхватил ее на руки и вошел в нее быстро, одним мощным толчком.
Внутри нее словно произошел взрыв, тело напряглось и обмякло. Стало трудно дышать. Кровь стучала в висках. Джина уткнулась Микосу в плечо и разразилась слезами от нахлынувших эмоций.
— Тихо, мана мои. Сагапо, — прошептал он, прижимая ее к себе. — Не плачь. Все хорошо.
Джина прижалась к нему, не решаясь попросить перевести для нее его первые слова. Влечение к нему шокировало девушку. И это за двадцать четыре часа! — заговорил внутренний голос. Не позволяй ему столько для тебя значить. Перестань думать о том, что он говорит.
Но Джина не могла.
— Я боюсь… — произнесла она, как маленький ребенок, которому страшно в темноте.
— Чего, дорогая моя?
— Что все произошло слишком быстро. Ты сделал меня частью своего мира, к которому я не имею отношения. Нам нужно поговорить, Микос.
Он осторожно опустил ее на пол, прибавил горячей воды, помог ей вымыться и взял махровое полотенце.
— Я сварю кофе, мы встретим рассвет и скажем друг другу все, что захотим. — Микос обернул Джину полотенцем. — Но ты должна знать, что тебе нечего бояться. Я здесь. И обо всем позабочусь.
Джина понимала, что все далеко не так просто, но Микос говорил с такой уверенностью! Девушка вытерлась, надела махровый халат и, закатав рукава, которые были ей длинноваты, вышла за Микосом в кухню.
Как и в других комнатах, здесь тоже были стеклянные двери, ведущие в оранжерею на крыше. И все же эта кухня явно принадлежала холостяку. Новомодной техникой здесь почти не пользовались. Из всего многообразия выделялись кофейный автомат, тостер, плита и большой холодильник. Но если бы некая хозяйка собралась запечь индейку, ей пришлось бы столкнуться с целым ворохом проблем, потому что духовки не было, а в микроволновке наверняка готовились только полуфабрикаты.
— Тебе не нравится готовить?
— Не очень, — рассмеялся Микос. — А тебе?
— Я полюбила кулинарию. Ничего другого не оставалось. Думаю, я должна рассказать тебе, почему.
— Интересно послушать, Джина. Пойдем посидим в оранжерее и продолжим наше знакомство друг с другом.
Микос подвинул к бассейну два шезлонга. Небо из полночно-синего стало серо-голубым. Скоро первые лучи солнца появились над горизонтом, и настал новый день. Подогнув под себя ноги, Джина удобно расположилась в шезлонге с чашкой кофе в руках.
— Ну, — начал Микос, сев рядом. — С кого начнем, с тебя или с меня?
— С меня. — Джине так хотелось быть с ним до конца честной, но она не могла сразу подобрать нужных слов. — Дело в том, Микос, что я… немного приврала. Я здесь, чтобы действительно написать статью, но это договорное задание. Я больше не работаю в том журнале. Уже несколько лет. Видишь, я не совсем такая, как ты думал. Я пыталась сказать тебе об этом в ресторане, но ты не захотел ничего слушать. Признаюсь, я испытала облегчение. Мне не хотелось портить вечер.
— Понимаю. — Но в его голосе звучала обида. Микос встал и облокотился на край стола. — Кажется, тебе было тяжело скрывать правду. Если так, надо было рассказать раньше и не думать, понравится мне то, что я услышу или нет.
— Я боялась, что ты не поймешь.
— Могла хотя бы попробовать.
Джина сглотнула, жалея себя. Несправедливо, что ее мать заболела этой чудовищной болезнью. Несправедливо, что в ее жизни теперь главную роль играют деньги, которые нужно платить многочисленным врачам. Несправедливо, что ее так тянет к этому мужчине, а она не может про сто наслаждаться их романом. В общем, жизнь вообще несправедливая штука!
— Даже не знаю, с чего начать.
— Начни сначала.
Нет. Джине не нужна была симпатия или понимание сразу же. Ей необходимо подготовить Микоса к тому, что он услышит.
— Ладно. Я больше не работаю в журнале, потому что… стала сиделкой.
— Сиделкой? — удивился Микос.
— Да.
— Не слишком ли это большая ответственность для непрофессионала?
— Согласна.
— Но тебе ведь это нравится?
— Нет.
— Тогда зачем продолжать?
— Я обещала маме.
— Ну и что? Ты — взрослая женщина.
— Я, может, и взрослая, но мама… нет. Больше нет. — Джина ощутила, как в горле пересохло.
Я не могу, подумала девушка.
Тогда вставай, зашептал внутренний голос, собирайся, уходи от этого мужчины и не оглядывайся назад. Даже если сердце разрывается, по крайней мере рассудок сохранишь. Но хватит играть с огнем. Или расскажи ему все как есть. Решай сейчас же.
Джина закрыла глаза. Она дала ему повод не доверять ей, а он ни разу не породил у нее причин сомневаться в нем.
— Дело в том, Микос… — девушка помолчала, собираясь с силами, — что у моей мамы прогрессирует болезнь Альцгеймера.
— Это и есть твой секрет? — выдохнул он, взяв ее за руку. — Ах, Джина, как ты могла подумать, что я не пойму?
