Преодолевая сомнения, она опять включила компьютер. Наверняка Ежов теперь на нее обиделся – после того как она запретила ему писать.
Но неожиданно на экране высветилось сообщение:
«Привет, Римма! Я ничего не понимаю. Я что, обидел тебя? Пожалуйста, ответь…»
Первого сентября Римма пошла в школу.
Одна – потому что была неразбериха с документами Кинеши, еще несколько дней должно уйти на их оформление. Римма мечтала учиться с сестрой, ведь вместе это делать было гораздо веселее.
После шумной торжественной линейки все отправились по своим классам, и только тогда Римма почувствовала, как она одинока. Все сбивались в пары и группы, обсуждая, как прошло лето.
Многие за каникулы здорово выросли, стали какими-то другими.
На задней парте сидели Каткова с Вишневецкой – они хихикали и болтали больше всех. Каткова покрасила свои волосы в малиновый цвет, а Вишневецкая с ног до головы была украшена пирсингом. Колечки были у нее в носу, на языке, в ушах, из-под короткого топика было видно колечко в пупке. Больше всего, конечно, досталось ушам – на каждом ухе было не менее шести дырочек, в которых дребезжали серебряные украшения.
«Да-а, любой металлоискатель из строя выйдет, если наша Вишневецкая к нему приблизится…» – мелькнуло у Риммы в голове.
– Ну сьто, насе тюдо плилоды? – на переменке сказала Вишневецкая, столкнувшись в дверях с Риммой. Она шепелявила – из-за того, что мешало колечко в языке, к которому она еще не привыкла. – Все лето книзьки, поди, титала, да? Клюпськая, сьто не говоли!
– Крупская! – засмеялась Каткова. – Это ты мощно задвинула, Вишневецкая…
Римму иногда дразнили «Крупской» – была такая историческая личность. Дразнили главным образом, из-за старомодной косы и из-за того, что Римма была отличницей.
– У меня логопед есть знакомый… – рассеянно ответила Римма. – Хочешь, телефончик дам? Исправляет дефекты речи.
Вишневецкая, надувшись, отошла.
«Какой кошмар! – с ужасом подумала Римма. – А что будет, когда в школу придет Кинеша?! Они же совсем озвереют…»
У окна она заметила Ежова.
Тот моргал укоризненно, но не подходил.
Все занятия Римма просидела как на иголках. Ей казалось, что кто-то смотрит ей в спину, и она догадывалась, кто это был.
«Прости! – мысленно обратилась она к Егору. – Но я дала обещание…»
На следующих уроках выяснилось, что только Римма выполнила все те задания, которые дали учителя перед летними каникулами.
Учитель русского языка и литературы Асаф Каюмович долго хвалил Римму за то, что она прочитала весь список дополнительной литературы и даже то, чего он вовсе не задавал.
– Ты освоила все собрание сочинений Федора Михайловича Достоевского? – удивился он и от волнения даже уронил классный журнал. – Римма, я тебе хоть сейчас готов поставить пятерку за будущую четверть не глядя!
Асаф Каюмович считал Достоевского писателем номер один в мире.
– Какая же ты молодец, Римма! – обернулась к ней Муся с передней парты – маленькая, c острым носиком, застенчивая и тихая словно мышка. Римма с удовольствием бы с ней дружила, но, к сожалению, у Муси была уже задушевная подруга – Оля. – А я этим летом ни одной серьезной книжки не смогла прочитать…
– Самое интересное, Мусечка, что я это сделала без всякого напряжения, – прошептала ей в ответ Римма. – Я вообще трачу на уроки не больше часа в день…
– Гениально! – восхитилась Муся. – А я иногда до ночи сижу с домашними заданиями… особенно мне алгебра не удается. И кто все эти формулы и уравнения придумал!
– Это же очень просто – надо только выучить законы, которым подчиняется эта наука, – и все, дальше задачки решаются на автомате…
– Легко сказать! А если я эти самые законы не понимаю… и вообще, на меня такая тоска нападает, когда я вижу перед собой цифры!
– Значит, у тебя гуманитарный склад ума…
В этот день было всего пять уроков.
Римма очень торопилась домой – ей хотелось поскорее увидеть Кинешу, проверить, не соскучилась ли та в одиночестве. Вернее, Римма сама соскучилась по своей сестре…
Поэтому она пошла не тем путем, которым обычно шла домой – по улице, а свернула за школьный двор. Перелезла через небольшой забор и весело зашагала по тропинке, вороша ногами желтую листву. Эта дорога была вдвое короче.
На сложенных штабелем больших трубах сидел Присыпкин из параллельного класса. Он курил и лениво сплевывал себе под ноги. «Этого еще не хватало!» – с досадой подумала Римма. Присыпкин отличался любовью к мелким пакостям и вообще был довольно неприятный тип. Мог закричать вслед какую-нибудь гадость…
Римма наклонила голову и попыталась незаметно проскользнуть мимо – она надеялась, что Присыпкин не обратит на нее внимания.
Но в жизни все случается с точностью до наоборот – оттого что она слишком торопилась, Римма не заметила торчащего из земли древесного корня. Словно и деревья были против нее, стремясь подставить ей подножку.
Нога у Риммы зацепилась за этот корень, и она споткнулась. Упасть не упала, но зато очки свалились в листву. Пока Римма искала их, Присыпкин во весь голос хохотал.
– Ой, не могу – чучело гороховое… – Для пущей убедительности он держался за живот, показывая, что может лопнуть от смеха. – Это ж надо, словно корова… Ищи лучше, а то до дома не дойдешь! Ой, не могу… Крупская!
С такими субъектами Римма не любила связываться. Она, конечно, рассердилась и с удовольствием сказала бы в ответ этому Присыпкину что-нибудь язвительное, но знала, что тот только раззадорится от этого. Тогда уж придется выслушать новый поток гадостей.
Наконец она нашла свои очки и быстро нацепила их.
И в это время кто-то решительно произнес:
– Сам ты чучело гороховое! А ну, извинись перед девушкой!
Римма обернулась и увидела Ежова. Как он тут оказался? «Наверное, шел за мной, – мелькнуло у нее в голове. – Хотел поговорить – в школе же это сделать было нельзя!»
Присыпкин от изумления чуть не свалился с трубы.
– Что я слышу? – заорал он, словно не веря своим ушам. – Кто тут Крупскую защищает? Не вижу?!
«Зря это он… – с отчаянием подумала Римма. – Присыпкин – дурак, он теперь так просто не отвяжется!»
Но Римма не могла не согласиться с тем, что ей приятно. Всегда приятно, когда за тебя кто-то заступается!
– Я сказал – извинись, флопик почиканный! – твердо повторил Егор.
Этого уже Присыпкин снести не мог. Он спрыгнул со своей трубы, отбросив сигарету, и вихляющим шагом, засунув руки в карманы, подошел к Егору.
