— Ну что же, — сказал я, — пожалуй, теперь я могу идти домой. Если что-нибудь узнаешь раньше меня, обязательно позвони. Я тоже буду звонить туда утром.
Эван важно надул щеки и с шумом выпустил воздух.
— О’кей, положись на меня. Договорились? Пожалуй, мне тоже не мешает соснуть.
— Неужели ты способен сейчас спать? — спросил я с откровенным удивлением.
— А что мне остается делать? — ответил он сонно и неверными шагами направился в спальню, наткнувшись по дороге на столик и расплескав воду из вазы с цветами.
Я не сомневался, что он заснет сном праведника, а утром, как ни в чем не бывало, отдохнувший и бодрый, справится о новостях.
Однако утро не принесло новостей. В девять утра я отправился в родильный дом и поговорил со Стивенсом. Он предупредил меня, что роды будут трудными.
— Оснований для тревоги пока нет. Все идет нормально. Супруг уже навестил ее, и это ее немного ободрило.
— А могу я ее повидать?
— Право, я бы не советовал. Я и его не хотел пускать, но очень уж она просила.
— Вы чем-нибудь помогаете ей?
— Я сделал ей внутримышечный укол, но это один из тех редких случаев, когда укол не помогает. Позднее мы сможем помочь ей более эффективно, а пока…
— Надеюсь, вы не из тех, кто считает, что на все воля божья?
— Ну что вы, — ответил Стивенс. — Прежде всего я считаю, что тяжелые роды изматывают роженицу и затягивают выздоровление. А я хочу, чтобы ваша сестра вспоминала первые роды без страха и содрогания. Как счастливое событие в своей жизни. Да, да, счастливое, — добавил он. — Я еду домой завтракать. Могу вас подвезти.
Мысль о том, что Стивенс будет спокойно завтракать, в то время как Чармиан мучается, привела меня в негодование. Он, должно быть, заметил мое состояние, ибо тут же вполне разумно сказал:
— Она в надежных руках. Мне позвонят, как только я понадоблюсь. — И внимательно посмотрел на меня. — Муж хорошо к ней относится?
— Почему вы спрашиваете меня об этом?
— Потому что она плакала, когда мы ее привезли, и это вовсе не от страха или боли. Она все время спрашивала, не звонил ли муж, и повеселела лишь тогда, когда ей сообщили, что он позвонил. — Стивенс помолчал. — Вот поэтому я и спросил вас.
— Ничего утешительного я сказать вам не могу, — ответил я.
— Я так и подумал, — промолвил Стивенс.
Из родильного дома я отправился в больницу к Хелене.
— Сегодня мы что-то неважно себя чувствуем, — сообщила мне сестра. — Температура поднялась.
Я и сам видел, что Хелене стало хуже. Когда я сел у изголовья, она даже не узнала меня. Лишь немного спустя она слабо улыбнулась мне, но ничего не сказала, а только легонько и будто со злорадством потрепала меня по руке, словно радовалась, что заставляет тревожиться, или хотела сказать: «Так тебе и надо, поделом». Посидев немного, я собрался уходить и попросил сиделку в случае ухудшения немедленно позвонить мне домой.
— Мою сестру отвезли в родильный, — пояснил я. — Первые роды — и на две недели раньше срока.
— Надеюсь, все обойдется благополучно?
— Как будто. Так по крайней мере уверяет врач.
— В таком случае мы ничего не скажем об этом леди Арчер, не так ли? — На плоских и твердых щеках сиделки неожиданно появились ямочки. Понимала ли она, что Хелене все уже безразлично?
Был отвратительный хмурый день. Я не пошел на работу и сидел дома, пытаясь читать при свечах. Каждые два часа я звонил в родильный дом, и мне неизменно отвечали, что у миссис Шолто все идет «нормально».
Единственным утешением в моем состоянии могло служить сознание того, что раз уж две беды, то неизбежно одна должна вытеснить другую и на время уменьшить тяжесть моих переживаний. Думая о Чармиан, я забывал о Хелене, думая о Хелене, на время забывал Чармиан. День тянулся, как бесконечный кошмарный сон, и весь мир казался погребенным под толстым слоем снега.
Позвонил Шолто и сообщил, что не намерен более висеть на телефоне, — он отправляется в родильный дом и будет сидеть там, пока все не кончится.
В десять вечера, не выдержав, я тоже позвонил Стивенсу. Он пожурил меня за панику.
— Все идет хорошо, только медленно. Помочь ничем нельзя, да и нет пока необходимости.
Не успел я повесить трубку, как ко мне пожаловала старая миссис Шолто. От привычного жеманства и надменности не осталось и следа.
— Мне просто необходимо с кем-то поговорить. Вы не сердитесь, Клод? Не стоит поминать старое… леди Арчер больна, и меня мучает мысль, что если бы в тот вечер она не приняла все так близко к сердцу… — Миссис Шолто опустилась на стул. — Я не могу оставаться одна в квартире. Не могу… У Чармиан действительно все благополучно или Эван просто успокаивает меня?
Я передал ей все, что сказал мне Стивенс.
— Она будет держаться до конца, я знаю, — пробормотала миссис Шолто, до скрипа стискивая зубы в какой-то странной гримасе. — Я знаю, она будет молодцом. Она умница.
Я не мог с нею не согласиться и поэтому сказал:
— Я рад, что вы в нее верите.
— Когда все уже будет позади, — торопливо заговорила миссис Шолто, — я хочу, чтобы она полюбила меня. Свекровь, невестка… Какая нелепость! Конечно, они не родные по крови, но свекрови бывают разные… не так ли? Как ни стараешься быть справедливой, а все кажется, что твой сын заслуживает чего-то особенного. Я знаю, что вы хотите сказать, знаю. Что леди Арчер тоже считает, что ее дочь заслуживает лучшего. У Эвана, конечно, есть свои недостатки. Но все образуется, они помирятся, и я сделаю все, чтобы им помочь.
— Если все будет хорошо, — не выдержал я, стараясь говорить тихо и внятно, словно хотел внушить ей, сколь важно то, что я сейчас скажу, — вы должны поговорить с ним, вы знаете о чем.
Крохотный рот миссис Шолто упрямо сжался, но усилием воли она придала своему лицу покорное, почти умоляющее выражение.
— Клянусь вам, он не такой плохой. Я знаю своего сына. Он впечатлительная натура, всегда таким был. Весь в отца. Но в этом нет ничего дурного.
Резкий порыв ветра ворвался в раскрытую форточку, надул парусами занавески и закачал люстру под потолком. Миссис Шолто зябко поежилась и закашлялась. Я предложил ей чашку кофе, но она отказалась. Какое-то время мы молча следили за стрелками часов, и мне казалось, что я вижу каждое их движение, отсчитывающее время. Наконец миссис Шолто посмотрела на меня.
— Клод, вы совсем еще молодой человек. Почему вы так суровы ко мне?
— Потому что я люблю Чармиан. Эван сделал ее жизнь невыносимой, и вы даже не пытаетесь помочь ей.
— Я не могу, — тихо произнесла миссис Шолто. — Что же касается леди Арчер и этого молодого, как его, Филда, то вы напрасно приняли все так близко к сердцу. Я никому не хотела зла. А вы были так резки.
