Почему, почему Страйкер ее не понял? Но теперь, пока небо проливало над ней первые слезы дождя, Темпест вдруг со всей ясностью осознала, что Страйкер и не мог ее понять. Они — слишком разные люди, и пути их, как параллельные прямые, близки, но не пересекаются.
Запретив себе думать о Страйкере, Темпест принялась вырезать в мяче дыру. Лист банановой пальмы превратился в фильтр. Вскоре импровизированная фляга была полна воды, а сама Темпест утоляла жажду, ловя открытым ртом дождевые струи.
Шло время, дождь не прекращался. Пелена тумана скрывала Темпест от посторонних глаз; но вскоре она начала дрожать от холода. К рассвету Темпест отчаянно стучала зубами; все тело ее горело, как в лихорадке.
Мятежники в лагере собирали пожитки, готовясь продолжать путь. С момента нападения прошли почти сутки. Голод мешал девушке сосредоточиться и принять решение. Болела голова, ныла каждая косточка… Зато она была жива, а сейчас это главное.
Прищурившись, она наблюдала, как мятежники покидают лагерь. Из осторожности Темпест прождала еще некоторое время. Только когда солнце было уже в зените, она решилась покинуть убежище. Но сделать это оказалось совсем не просто. Край овражка оказался для Темпест Эверестом. Час спустя, ободрав ладони, получив несколько новых синяков и испустив не одну сотню проклятий, она выползла наружу и упала прямо в рыхлую грязь.
— Ну нет, лихорадку я не подхвачу! — решительно произнесла она, поднимаясь на ноги. — У меня нет ни времени, ни сил болеть.
Пошатываясь и стараясь не выходить из тени деревьев, Темпест направилась к лагерю. Если мятежники оставили здесь какую-нибудь еду, у нее есть шанс выбраться из этой передряги живой; Вниз по реке, примерно в дне пути, город. У нее этот путь займет три-четыре перехода. Глубоко вздохнув, Темпест принялась обшаривать лагерь. Действительно, кое-что нашлось. Солнце припекало, и Темпест становилось все хуже. Ей нужно поесть и отдохнуть… но не сейчас. Сначала она пройдет хотя бы несколько миль. Найдет укромное место для отдыха. И лишь затем позволит себе расслабиться.
Кабинет посла был обставлен с неброской элегантностью. Однако Страйкера не интересовала ни дубовая отделка стен, ни роскошные шторы, ни ковер цвета бургундского вина. Лицо его было сурово, движения плавно-бесшумны, словно у хищника, выходящего на ночную охоту.
Посол, невысокий смуглый человек, поднялся с кресла и протянул руку:
— Рамон Вальдес. Это я звонил Артуру Кингу.
Страйкер пожал ему руку, невольно поморщившись при мысли о том, что приходится тратить время на такую ерунду.
— Есть новости? — без паузы спросил он.
Карие глаза Рамона засветились сочувствием. Он склонил голову:
— Да, кое-что есть.
— Кто из докторов убит?
— Мужчина.
Страйкер вздохнул с облегчением. По крайней, мере, теперь можно надеяться, что Темпест не идет по следу мятежников, желая отомстить за подругу.
— А женщина?
— Она добралась до города сегодня ночью. Сейчас она здесь, приходит в себя.
— Я хочу с ней поговорить.
— Конечно. Но едва ли она скажет вам что-нибудь о сеньорите Кинг. Она знает лишь, что та была в ангаре, когда прогремел взрыв.
— Вы послали туда людей?
— Нет. Доктора спас местный житель по имени Луис. Он дотащил ее до реки и даже нанял лодочника, чтобы тот отвез ее в город.
— Где этот Луис?
Посол развел руками:
— Вот этого не знаю. Женщина сказала, что он вернулся назад. Надеюсь, что с ним ничего не случилось.
— А лодочник?
— Он здесь — ждет, пока мятежники не уберутся обратно в горы. Теперь я провожу вас к доктору… но сначала хочу предупредить: вы затеваете рискованное дело. Если вас схватят, мы не сможем послать никого к вам на выручку. А мятежники не любят американцев.
— Поэтому я и должен найти мисс Кинг как можно скорее.
Рамон снова кивнул и молча повел его вверх по лестнице. Постучав в дверь, он открыл ее и пропустил Страйкера внутрь, сам же остался снаружи.
Китти лежала в кровати, укрытая одеялом до подбородка. Лицо ее было все в ссадинах и царапинах; под левым глазом красовался огромный синяк.
— Вы Страйкер? Я молила бога, чтобы вы поскорее приехали! — прошептала она, и слезы хлынули у нее из глаз.
Страйкер подошел к кровати и пожал руку Китти:
— Да, это я.
— Вы спасете Темпест! — Это был не вопрос, а утверждение.
— Сделаю все, что в моих силах. — Он осторожно присел на кровать. — Вы думаете, она жива?
Китти сжала его руку:
— Я не могу думать иначе! Она была в ангаре, искала пропавшую коробку с детским питанием. С ней был Луис. Он успел выбежать наружу — значит, должна была успеть и она! И потом, вы же знаете Темпест. Она может спуститься в ад — и оттуда выберется целой и невредимой. — Голос Китти задрожал; она всхлипнула и уткнулась лицом в подушку: — Почему я не отослала ее домой? Все же знали, что идет война! Но детям нужна еда, и теплая одежда, и лекарства… А Темпест привезла нам целый самолет — не знаю, как ей это удалось, — и осталась с нами. Она смеялась над жарой, над голодом, над мошкарой — так, словно всю жизнь провела в джунглях. При одном взгляде на нее наши дети оттаивали и забывали об ужасах войны… И взрослые тоже. — Она подняла голову и взглянула Страйкеру в глаза, взглядом моля его о понимании и прощении. — Вы же ее знаете! Вы знаете, какая она… В ней слишком много жизни. Она не может умереть.
Страйкер, не выдержав, привлек женщину к себе и начал укачивать, как ребенка. Как хотел бы он так же прижать к груди Темпест!
— Если только возможно выжить в этом аду, Темпест выживет. Встанет, улыбнется, отряхнется и отправится прямиком через джунгли. Она же никогда не падает духом. И, между прочим, проходила курс выживания. Так что, надеюсь, с голоду не умрет и ягуарам на обед не достанется.
Китти подняла голову:
— А вы жестокий… Как вы могли так с ней поступить? Я должна бы ненавидеть вас. Почему вы отказались от нее?
Китти была не в себе — иначе ни за что не стала бы задавать таких вопросов. Она должна была бы понять, что Страйкер — не из тех, кто позволяет посторонним копаться в своей личной жизни. На такой вопрос он ответит только человеку, которому доверяет, как самому себе.
— Сейчас не время об этом говорить.
— Но, когда вы найдете Темпест, уж, пожалуйста, выберите время. — Китти знала, что Темпест ни за что не разрешила бы лезть в ее дела, но она чувствовала себя виноватой перед подругой и хотела хоть как-то искупить свою вину.
Страйкер встал. Он никогда не считал, что обидел Темпест. Ведь за прошедшие четыре года ничего не изменилось. Отношения их оставались такими же, как раньше: Темпест попадала в передряги, Страйкер ее спасал. И сама она ни в чем не изменилась. Все так же безрассудно играла со смертью. Если она и хотела чего-нибудь другого, то старательно скрывала это от Страйкера — и от всего мира. И уж она никак не выглядела несчастной или даже уязвленной.
