Раздался треск рации и серьёзный голос Блохина доложил:
— Товар и курьеры у нас. — Затем он кратко ругнулся и выкрикнул куда-то в сторону: — Да убери ты этого ненормального, он же сейчас ему горло перегрызёт! Ну и собаки у вас тут, прямо волки! Будто вместе с нами в засаде сидел. Фу!
Наступила тишина, Яворский уверенно поднялся, натянул перчатки и бросил Рудакову:
— Заканчивай тут, записи со всех камер изъять. Никита Юрьевич, документацию по маршрутам завтра мои ребята заберут. Фуру опечатать, желательно отогнать в отдельный бокс. Ну… всем спасибо! Вы девочкой своей займитесь. Где её укрывать будете?
— У меня в доме, — глухо ответил Прозоров и передёрнул плечами. — Она вам сегодня не нужна, да? Записи разговоров у вас есть. А ей врач нужен. Я забираю её.
Яворский серьёзно кивнул и вышел из комнаты со словами:
— Ей адвокат нужен толковый, Никита Юрьевич, и покой. До встречи!
Они вышли на пустырь, когда парни в камуфляже и с оружием грубо запихивали в автозак последнего мужика. Никита всмотрелся в полутьму и вдруг увидел Ингу, которую с трудом удерживал рослый мужчина. Она наклонилась и со всей силы укусила того за ладонь, парень ругнулся, но Ингу отпустил. Она подбежала к Никите и Павлу, постояла мгновение и упала перед Прозоровым на колени:
— Я прошу вас, умоляю, сделайте что-нибудь! Если этот пакет не попадёт к ним, они убьют мою дочь! Вы же можете, всё можете, помогите, умоляю вас! Я не прошу за себя, только спасите мою девочку!
Никита молча шагнул к ней и рывком поднял плачущую женщину на ноги, крепко прижав к себе и прошептав ей на ухо:
— Успокойся, слышишь? Успокойся, твоя девочка в безопасности, очень скоро ты её увидишь, только не плачь, пожалуйста. Всё закончилось, Инга, всё! Теперь ты свободна, тебе ничего не угрожает. Сейчас мы поедем ко мне, там ты сможешь отдохнуть и успокоиться, там уже ждёт тебя твоя Эрика.
Инга часто заморгала и вдруг обмякла в его руках, уткнувшись лбом ему в грудь.
— Слышь, Никита Юрьевич, холодно вообще-то, а она уже больше часа на морозе в спортивном костюме. Вези её домой, я тут сам всё закончу, — Павел легко подтолкнул Прозорова к воротам базы. — Твоя машина за углом возле кафе.
Никита рывком снял с себя тёплую куртку и укутал едва держащуюся на ногах женщину, поднял её на руки и рванул к своей машине. Он обогнул здание, открыл дверцу, аккуратно посадил Ингу на пассажирское сидение, пристёгивая её ремнём безопасности и всматриваясь в лицо, и вдруг почувствовал удар в ногу. Резко повернувшись, Никита с удивлением увидел сидящего перед ним пса, лихо помахивающего хвостом.
— Вот знаешь, только тебя не хватает! Хотя после сегодняшнего инцидента даже не знаю, как к тебе обращаться. Не то Герой, не то Героин. — Он присел рядом с весёлым псом и внимательно присмотрелся к его морде. — Парень, да ты вовсе не дворняга, как тебя обозвал Пашка. Ты, оказывается, породистая скотинка. Ну так и быть. Давай быстро в машину.
Он открыл заднюю дверь, и пёс одним прыжком устроился позади Инги, принюхиваясь к спасённой им женщине. Никита обошёл машину, сел за руль и завёл мотор. Пока прогревался двигатель, он посмотрел на молчащую пассажирку. Она бездумно смотрела вперёд, судорожно сжимая пальчиками куртку. Прозоров мягко сжал сильными пальцами нежные ладошки и тихо спросил:
— Ну что, поехали? Скоро ты будешь дома и в безопасности, Инга.
Она не помнила ничего с того момента, как этот большой и добрый мужчина укутал её в свою куртку. Она не чувствовала, как замёрзла, пока не ощутила на своих плечах тепло, пахнущее деревом и лимоном. Он нёс её куда-то, усадил в машину, потом с кем-то говорил, что-то спрашивал, но она ничего не понимала. Она услышала только одно: «Всё закончилось, Инга, всё! Теперь ты свободна, тебе ничего не угрожает. Сейчас мы поедем ко мне, там ты сможешь отдохнуть и успокоиться, там уже ждёт тебя твоя Эрика». Где-то там её ждала Эрика.
Он вёз её куда-то, ни о чём не спрашивая и ничего не говоря, а Инга думала только об одном. Скоро он узнает, кто она такая. Что он сделает? И что ожидает Эрику? Он был с ней добр, предупредителен, вежлив. С самой первой их встречи, с того разговора он ни словом, ни делом не обидел её, хотя они и нечасто встречались. Но она помнила его глаза и сжатые зубы, когда он увидел синяки на руках и шее, она знала, она чувствовала, что он может быть жёстким и даже жестоким. И она опять боялась. Нет, ей не было страшно за себя, она до смерти боялась за дочь.
Машина остановилась перед воротами, широкие створки медленно разъехались в стороны и автомобиль плавно въехал во двор. Инга подняла голову и быстро осмотрела светящиеся мягким светом окна. Если он сказал правду, то там, за одним из этих окон находится её девочка. Она подалась вперёд, насколько позволил ремень безопасности, и тихо прошептала:
— Эрика. Где она?
— Наверное, уже спит. Глафира у нас очень строгая, а сейчас ночь.
— Она плохо засыпает, плачет и часто просыпается. Пожалуйста, отведите меня к ней.
— Конечно, ты только не волнуйся, дети очень чувствительны, и твой страх сейчас ничем не поможет, хорошо?
Инга кивнула и молча наблюдала за движениями мужчины. Он выскочил из машины, открыл заднюю дверь и крикнул кому-то в темноту:
— Ребята, займитесь этим парнем. Завтра всё расскажу. Машину загоните?
Кто-то что-то выкрикнул, и Никита удовлетворённо ответил:
— Всех взяли, Аркаш, не будет в нашем городе этой гадости.
Он обошёл машину, щёлкнул замок, тихо прошуршал ремень безопасности, и Инга опять оказалась на руках. Мужчина легко прошагал по двору, поднялся по ступеням и вошёл в полутьму дома. Откуда-то вышла немолодая женщина и ахнула, Никита тихо проговорил:
— Глаш, это Инга. Где девочка?
— Спит наша малышка, как ангелочек спит. Я её в гостевой рядом с твоей спальней уложила.
Инга вдруг уткнулась в шею державшего её на руках мужчины и тихо облегчённо заплакала.
— Ну ты чего? — Никита посмотрел на плачущую Ингу и тихо засмеялся: — И эта плакса сегодня омоновца покусала. Успокойся, ты дома. Идём к твоей девочке?
Инга обняла его за шею и тихо прошелестела:
— Да, спасибо. Простите меня.
Прозоров усмехнулся — опять это её неизменное «простите» — и двинулся к лестнице. Он тихо открыл дверь в комнату, всё так же не выпуская женщину из рук, вошёл и в свете ночника увидел спящую темноволосую девочку. Инга будто стекла вниз, опустилась на колени и бесшумно подползла к спящей дочери, уткнувшись лбом в край кровати. Её девочка была жива, всё остальное её не волновало. Что будет с ней самой, какое будущее ей уготовано, она не знала, но почему-то она была уверена, что мужчина, стоящий за её спиной, никогда не обидит её ребёнка. Она улыбнулась, повернув голову, и потеряла сознание. Её силы иссякли…
Илья Степанович поправил одеяло и молча указал Никите на дверь. Они вышли в коридор и Меньшаков спокойно сказал:
— Ничего страшного, Никита Юрьевич. Банальное переутомление, недоедание и совершенно расшатанная нервная система. Никаких признаков употребления наркотических или сильнодействующих препаратов я не вижу. Понятно, что последнее слово за анализами крови, результаты сообщу завтра. А… м-м-м… короче, ей сейчас нужно есть, пить и отдыхать. На улицу её выводите, пусть снежку порадуется, только тепло одевать надо, её ночные прогулки и переохлаждение ещё могут сказаться. И желательно никаких серьёзных встреч в ближайшие дни, она должна успокоиться и понять, что ей ничего не угрожает. Что до девочки — тут всё в пределах возрастных норм. Телефон педиатра я оставил, но врача вызовешь, когда мама в себя придёт. А рана на ноге заживёт, это просто кожа содрана. Болеть ещё будет, но это некритично. Ну, я поехал.
— Спасибо тебе, Илья Степанович, извини, что ночью сорвали.
— Прекрати, какие счёты? После всего, что произошло, это я должен вас благодарить, наркоманы-то это мой, как говорится, профиль. Но согласен на безработицу, чем на снятие ломки. Звони в любое время. Не провожай, дорогу знаю.
