Эту отвратительную картину я оценила одним только взглядом, и тут же мне стало действительно плохо: перед глазами встала слезная пелена, сердце сжалось, словно перестав качать кровь. Ревность застила глаза, желудок сжался.
Было так странно и нелепо: то, что я ощущала в этот момент к чужому, по факту, мужчине, было ярче и сильнее по напряжению, чем чувства, когда я заметила своего мужа с другой.
— И я хочу сделать тебе большой подарок, — донеслось до меня через вату, через пелену. С трудом, но у меня получилось сфокусироваться. Игорь протягивал со сцены для меня конверт. — Выходи.
На дрожащих ногах поднялась на сцену и получила от Игоря дежурный поцелуй в щеку, легкое поглаживание руки. Под одобрительные аплодисменты гостей заглянула в конверт и чуть не выронила его из рук: это был сертификат на пластику после ожогов для лица.
Я успела просмотреть назначение подарка одним только поверхностным взглядом, но от шока едва осталась стоять на ногах. Всю свою жизнь я мечтала об этом, думала, лелеяла надежду, что однажды…Однажды… Может быть, потому и понимающе относилась к упорной мысли Игоря о том, чтобы внезапно разбогатеть…
Прижала конверт к груди, и едва не расплакалась…
— Окси, стой, — удержал меня голос Игоря на месте. — Ну раз уж ты поднялась на сцену, спой нам. В свой праздник…
Мне не хотелось этого делать – выворачивать душу наизнанку перед незнакомыми людьми…Потворствовать прихоти Игоря. Честно сказать – была совершенно не в настроении, но…
На другой чаше весов лежал самый главный, самый желанный и дорогой подарок в моей жизни, и я согласно кивнула. Обмолвилась парой слов со звукооператором, и вышла под свет софитов.
Взяла в руки микрофон.
Прикрыла глаза.
И уцепилась за одно-единственное лицо, которое олицетворяло всю палитру эмоций – от ненависти до страха…
Камал смотрел на меня так, как если бы я была солнцем. Смотрел так, будто бы я была смертоносным оружием, направленным прямо ему в сердце. Смотрел так, будто бы я была родником в жаркой пустыне…
И я могла только повиноваться этому взгляду…
Глава 10
Наваждение рубит сразу в солнечное сплетение. И у меня не остается сомнений: эта девчонка создана только для меня. Все эти дни меня сносит волной воспоминаний о хрупкости ее тела, теплоте, нереально невинном взгляде.
А сейчас, когда она поет грустную песню, и поет ее всей душой – чисто, легко, становится только хуже.
Откуда она взялась?
И где была все это время?
Даже скулы сводит от того, как хочется поцеловать ее.
В тот день, когда она оказалась в полоске света прямо перед моим домом, я думал, что сошел с ума. Сошел с ума и попал в рай. Всю жизнь фатум вел меня в нужном направлении, я ни разу не оступился, будто заговоренный бабкой, и только в этот момент вдруг ощутил всю тщетность своего бытия.
Все мое нутро охватил страшный азарт, кровь забурлила, тело завибрировало, и все давно забытые, отмершие и высохшие края моей черной души вдруг расправились и задышали.
Сам не знал, что кто-то может нести в себе свет, чтобы осветить им чужие потемки. А она смогла.
За одно мгновение я двинулся на ней, пропал, утонул с макушкой. А когда попробовал вкус ее губ, то понял: обратной дороги не будет.
Мне нужно было касаться ее, чтобы вобрать в себя ту самую мягкость, мякоть ее тела, чтобы напитаться силой. Хотелось разрушить ее, чтобы увидеть, что она – такая же, как и все, а потом собрать, и понять: она полностью отличается от всех, кого я знал прежде, и стоит не на одну ступень выше.
В нашу первую встречу я был не совсем трезв, когда увидел ее в полоске света из окна моего одинокого дома. Она явилась как откровение, как ангел, как судьба.
Не удержался от пафосного: «ты родишь мне ребенка»…Но ведь она и вправду мне его родит, только сама еще этого не понимает, глупая, наивная…
Как так получилось, что она – рядом с этим придурком? Что в нем особенного? HR – спецы ходят вокруг него кругами, потому что им кажется порой, что они говорят со мной. Тупицы.
Как можно сравнивать слизняка, тлю, растаявшего снеговика и настоящего барса, хищника в ночи? По нему же видно, что он ничего не стоит. Подобострастная улыбка. Постоянные прогибы. Чертовы извинения, даже если не виноват. Настоящий мужчина никогда так себя не поведет.
Ему кажется, что он может ухватить перо жар-птицы, взлететь вверх, добившись высот, но он практически ничего не делает для этого.
Нужно не только знать, кому и в какое время поцеловать сиятельный зад, но и когда включить свои мозги на полную катушку, чтобы они работали двадцать пять часов без перерывов.
Ей не место рядом с ним.
От мысли, что Оксану трогает другой мужчина, пусть и являющийся ее настоящим и законным мужем, у меня сводит пальцы. Лицо обезображивает оскал – я хочу перегрызть ему глотку, искупаться в его крови, не оставив и тени на земле от этого самодовольного мужлана.
Он ее не достоин.
При первых же признаках дыма он бежит. Увидев в отражении моих глаз зарождающийся пожар, он трусит. Но не она. О, нет. Она совсем из другого теста. Эта девушка сразу же бросится в огонь, чтобы потушить его, если он причинит вред, или поддержать его дровами, если он приносит пользу. Но самое главное - она станет спасать ценой своей жизни другого.
Об этом мне говорит не ее кожа, - о нет, я даже не вижу этого дефекта. Об этом кричит все ее нутро – сильная женщина, закованная внутри.
И пусть внешне она похожа на мягкую шапку одуванчика, освещенную июньским солнцем, внутри ее распрямляет плечи сильная женщина, которая ждет сильной мужской руки.
Оксана допевает песню, спускается в зал, принимает слова восхищения. Округляет свои прекрасные полные губы цвета клубники, стыдливо прячет за локоном щеку, бросает быстрый прицельный взгляд в мою сторону.
А я даже слова ей сказать не могу. Внутри все выжжено дотла, и только золу поднимает ветер от взмаха ее длинных ресниц…
Еле дожидаюсь конца этой вечеринки и приглашаю Игоря в кабинет.
— Камал, рад, что ты… — начинает он.
Я перебиваю его взмахом руки и сажусь в кресло. Ему присесть не предлагаю. Он так и мнется рядом, хотя мы не в моем кабинете, в неофициальной обстановке.
— Любишь свою жену?
— Ну а для чего тогда я женился… — он глупо улыбается.
— В офисе болтают, что ты с моей секретаршей устраиваешь ночные совещания, — прищуриваюсь и достаю сигарету. Мне нужно занять руки: жутко хочется ударить его по глупой роже, когда он округляет глаза. Что, думал, мне не известно, что творится в моем собственном муравейнике, который был отстроен по сантиметру под моим личным и неусыпным контролем?
— Как мужчина ты должен меня понять, Камал. — он все же садится в кресло напротив, наклоняется ко мне вперед. — Оксана…она…интересная, милая, добрая…Но…
С интересом жду продолжения после этого «но». Могу себе представить, что там надумал себе этот посредственный человек. Но – она не красивая. Но – она носит закрытую одежду, скрывая женскую сексуальность. Но – она не хихикает тупо на все твои умоизречения.
— Но Оксана никакая в постели. Совсем. — он морщится, будто от зубной боли. — Мне хочется страсти, огня, приключений, а для нее это как повинность. Неинтересная повинность. Да и ее тело…оно же все обезображено… И оттуда все эти ее комплексы. Тут не тронь, там не гладь, фу. С этим очень тяжело! А вот…
Я дергаю рукой, показывая, что не желаю слышать, на что способна моя собственная секретарь.
И тут вдруг Игоря осеняет, и он в страхе произносит:
— О, надеюсь, ты не против, что я твою секретаршу…Или ты сам ее???
Я закатываю глаза вместо ответа. Если бы это было так, то тебя бы, придурок, тут не было уже давно, это раз, и два: ну кто же променяет прекрасный оригинал на дешевую подделку? Только он.
Но для того, о чем я хочу попросить этого балбеса, нужно приготовить почву.
— Да, вообще-то у нас…кое-что есть, и было… — он тут же бледнеет. Ха. — И я недоволен, что ты используешь мою женщину…
