Находит на одной из полок пачку салфеток — и мне протягивает. Я послушно принимаю, совсем невесомо касаясь его пальцев. Грубоватых, но теплых. Вадим делает шаг ко мне, и под его подошвой хрустит фаянсовый осколок.
— Кружка дурацкая, — усмехается Шторм. — Давно пора было ее грохнуть. Если бы сама не сделала, то я лично поручил бы тебе это.
— Извините, — шепчу виновато, а у самой руки дрожат.
— Не суетись, — произносит тише и приободряюще. — Нормально все. Бывает.
Но я все равно переживаю. Поворачиваюсь лицом к окну, чтобы разводы мокрые на себе лучше видеть, и принимаюсь лихорадочно вытирать одежду. Беру свежую салфетку — и промакиваю лицо, которое испариной покрылось от волнения.
— Адрес говори. Роман водителя отправит, чтобы привез тебе блузку сменную и…
Цепкие пальцы вдруг обхватывают мой подбородок и резко вздергивают вверх. Наши с Вадимом лица теперь находятся непозволительно близко. Но он чуть отклоняется и подставляет к свету мою скулу. Ту самую! С синяком и царапиной!
Нервно сжимаю салфетку в руке и чувствую что-то липкое между пальцами.
Черт!
Видимо, я случайно повредила макияж, который и так держался на честном слове. Нескольких касаний оказалось достаточно, чтобы проступил мой «секрет». Гематому скрыть сложно, особенно на третий день, когда она принимает неблаговидные оттенки. И тем более под прямыми лучами дневного света.
— А это еще что? — всмотревшись в мое лицо, Вадим чернеет от злости.
Продолжает стискивать мой подбородок, но больно не делает. Наоборот, держит бережно и аккуратно. Большим пальцем свободной руки легко проводит по скуле. Вздрагиваю от теплого прикосновения и пугаюсь своей реакции. Забота постороннего человека обезоруживает меня. Да и ситуация складывается неоднозначная. Если зайдет кто-нибудь вроде Лизоньки, то может неправильно трактовать это.
Судорожно убираю от себя руки Вадима — и пячусь назад, к стойке, увеличивая расстояние между нами. Упираюсь в край стола, хватаюсь ладонями в него, впиваясь пальцами в дерево, — и поднимаю голову, глядя на злого босса.
— Ночью в дверь не вписалась, ударилась об косяк, — вру я, потому что стыдно рассказывать о муже. Я словно из неблагополучной семьи сбежала. Хотя в наших с Антоном отношениях благополучием и не пахнет.
С каждым словом лжи, что слетает с моих уст, лицо Вадима меняется, становится разочарованным, а потом — до неузнаваемости бесстрастным и ледяным. Словно только что Шторм поставил на мне крест.
И подтверждением этому служит его короткий, хлесткий приговор:
— Уволена.
Шумно втягиваю носом воздух и теряю дар речи. Все, что я могу сейчас, — лишь ошеломленно ресницами хлопать.
Жду объяснений, но Вадим молча пролетает мимо, шагает к двери своего кабинета, с грохотом открывает ее — и так же громко захлопывает за собой.
Вздрагиваю, царапаю ногтями поверхность стола, чувствуя боль, но это меня мало волнует сейчас.
Уволена?
Касаюсь пальцами щеки, что отдает резким импульсом, мысленно посылаю мужу самые изощренные проклятия и едва слезы обиды сдерживаю. Как глупо получилось!
Что теперь делать? Опять работу искать? А до того момента с дочкой затянуть пояса, которые и так были застегнуты на последние дырочки с легкой руки Антона.
Всхлипнув, обреченно тянусь за своей сумочкой, но тут же отбрасываю ее.
У меня жизнь из-за этого увольнения ломается. Но главное — по Ритке мое безденежье ударит.
Я хотя бы должна знать… ЗА ЧТО?
Собрав внутренние резервы, я рискую без стука ворваться в кабинет Шторма.
— Вадим Дмитриевич, вы не имеете права уволить меня без повода! — фыркаю с порога.
— Серьезно? — иронично изгибает бровь.
Встает с кожаного кресла, неторопливо обходит стол и останавливается, уперевшись бедром в его край. Руки на мощной груди складывает и делает вид, что готов меня слушать. При этом заранее зная исход.
— То есть… — проглатываю слова от волнения, но отступать не намерена. — Если у меня немного… подпорчена внешность, это не значит, что я неквалифицированный работник! Вы даже шанса мне не дали проявить себя
— Подпорчена внешность? — недоуменно брови сводит. — Снежана, мне плевать, как выглядят мои подчиненные.
— Но…
— Все просто, Снежана. В роли помощницы я хочу видеть бойкого и надежного человека. И поначалу ты мне показалась именно такой, — опускает руку и барабанит пальцами по столу. Раздражает. — Мне здесь не нужна жертва, которая мало того, что терпит побои, так еще и оправдания мужу ищет. Это ведь его рук дело? — взглядом на скулу указывает и опять злится. — Сама подумай, зачем мне запуганная, глупая девчонка, которая может не явиться в один прекрасный день на работу, потому что… ее муж прибил. На черта мне эти нервы? Своих забот хватает, — добавляет задумчиво.
— Моя личная жизнь вас не касается, — бубню я и голову опускаю, вспомнив о синяке и желая его спрятать. — И мои проблемы не должны вас волновать. Никто меня не… убьет, — сиплю, боясь этого слова.
О Ритке думаю. И в голове тот роковой вечер прокручиваю. Хорошо, что ребенка у мамы оставила. Боже…
Шторм отходит от рабочего места и меряет шагами пол.
— Продолжаешь прикрывать тирана? «Случайно», «один раз», «сама виновата», «это он так меня любит»… Типичная реакция жертвы, — выплевывает с разочарованием. — Ты в курсе, что домашнее насилие — основная причина смерти и инвалидности женщин в возрасте от 16 до 44 лет: от него погибают или теряют здоровье больше, чем от рака или ДТП, — чеканит, приближаясь к окну и разворачиваясь спиной ко мне. А тон такой равнодушный, будто он одну из своих журналистских статей озвучивает. — А ты дальше терпи, — подводит итог, будто все обо мне знает. — Однако за пределами холдинга.
Ком обиды подкатывает к горлу, но я заталкиваю его обратно. Вместо него из глубин души вырывается нечто более темное и отчаянное.
— Знаете что! Хватит, — прикрикиваю я. — Вы, Вадим Дмитриевич, хам, деспот и самодур! С ужасным чувством юмора, — Шторм оглядывается и прищуривается, смотря на меня с любопытством. — Вам плевать, что ваши слова или действия могут ранить. И еще, я не жертва. Это… — указываю на свою скулу, — …случилось со мной впервые. И я подаю на развод. Теперь мне как никогда нужна работа. Любая. Чтобы обеспечивать дочь.
— Где она сейчас, — перебивает резко. — С ним?
— Нет, конечно! — бросаю возмущенно. — С мамой моей.
— Развод? — уточняет и глаз с меня не сводит, будто считывая каждый мой импульс, как детектор лжи.
— Да! — выпаливаю искренне.
Сложив руки в карманы, идет ко мне. Останавливается буквально в паре метров, карамельным взглядом испепеляет. И это очень дезориентирует. Но одновременно сил придает, потому что я опять вспоминаю свою булочку Риту. Настолько, что я даже лицо свое побитое приподнимаю, чтобы смело встретить взгляд босса.
— Я хочу, чтобы ты впредь честно отвечала на мои вопросы, — выделяя каждое слово, говорит Вадим. — Если мы планируем работать вместе, то доверие обязательно.
Прокручиваю его фразу в голове снова и снова. Подвох ищу.
— А мы… — сглатываю нервно, — …планируем?
Глава 7
Вадим медлит с ответом. Молчу и я, стиснув губы до покалывания. Возможно, я должна придумать еще какие-то оправдания? Просить Шторма оставить меня на работе. Умолять, пасть на колени перед великим боссом. Но я не чувствую себя виноватой, мне не за что извиняться. А играть не умею. Да и, судя по реакции Вадима на мою ложь, он раскусит меня в два счета и точно прогонит.
Будь что будет! По крайней мере, я попыталась.
Теперь остается лишь ждать приговора.
Невольно прислушиваюсь к тиканью настенных часов и пытаюсь унять стук собственного сердца, которое разошлось не на шутку и, кажется, громыхает на весь кабинет.
В то время как у меня все внутри леденеет от неизвестности и я не могу унять дрожь в теле, Шторм неторопливо возвращается к столу. Перебирает какие-то бумаги, при этом даже глаз на меня не поднимает, будто я вдруг перестала существовать.
