кровати, подхожу к окну. Через прозрачное стекло смотрю в темноту чужого двора. В соседнем доме горит свет в нескольких окнах, и мне кажется, что вот там у людей есть жизнь, семьи. А у меня только дыра в груди, которую не заполнить чрезмерно заботливыми порывами мужа или капризами сестры. Ощущения дома, семьи больше нет.
Открываю окно, обнимаю себя руками и глубокими вдохами пытаюсь заполнить дыру внутри весенним ночным воздухом. Не помогает… Мне вообще кажется, что с выписки из больницы прошла уже целая вечность, а я все топчусь на месте без видимого прогресса.
В голове немного шумит. Иду на кухню, делаю себе чай и перемещаюсь на балкон. Спать больше не хочется, а вот еще немного подумать, пока никто не мешает, было бы здорово.
Обняв горячую кружку ладонями, восстанавливаю в памяти все по кусочкам. Еще раз прохожусь по своей жизни, начиная со школы и дальше. Собираю все по крупицам, дохожу до момента своего замужества, потом беременности… Роды… Кожей чувствую, как впервые держала на руках свою Тасю.
Нет, нет, я не сумасшедшая. Все это совершенно точно было со мной. Почему же Данила говорит иначе?
Это самый сложный вопрос.
От размышлений и волны панического диссонанса становится нехорошо. Оставляю кружку с недопитым, остывшим чаем на кухонном столе, возвращаюсь в спальню. Забираюсь под одеяло, обнимаю Данину подушку, вдыхаю с нее запах мужа и жмурюсь, чтобы опять не разреветься.
Слышу, как проворачивается ключ в замке входной двери. Данила вернулся. Обувь снимает. Шаги его мимо нашей спальни. Включает на кухне свет, возится там. Не встаю его встречать, просто слушаю и жду, когда он придет ко мне. А он не приходит…
Снова шаги и опять мимо. Все затихает.
От резкого всплеска непонятно откуда взявшегося адреналина сводит живот. Откидываю подушку мужа, сажусь на кровати, хватаю ртом воздух, пытаясь успокоиться. Надо просто пойти и посмотреть, где Даня, а меня словно пригвоздило к матрасу. Странное предчувствие не дает пошевелиться и сделать нормальный вдох. Пальцы начинает покалывать, ноги немеют, тошнит и кружится голова.
Становится необъяснимо больно в груди.
С трудом встаю. Пошатываясь, иду в коридор. Данилы нет ни на кухне, ни в ванной, ни даже в туалете. А обувь его уличная здесь. И папка с документами лежит на обувной стойке. Взгляд сам собой падает на закрытую дверь в комнату младшей сестры. Все органы в моем теле опять сводит болезненной судорогой.
Несмелый шаг ближе…
Здравый рассудок все еще пытается убедить меня в том, что я себя накрутила. Он же взрослый мужчина, он не станет так поступать… Не посмеет! Он же любит меня. У нас такой секс был в этой чертовой ванной. Ему мало одного раза, я знаю. Данька вечно голодный до прикосновений и секс является их неотъемлемой частью. Но Вика же сестра… Родная моя. Ей восемнадцать всего…
Нет. Данила не станет…
Рука тянется к дверной ручке. Отдергиваю. Мне страшно. Это станет концом вообще всего. Я хотя бы цеплялась за Даню, как за нечто реальное в моей новой повседневности. А теперь что? Что же теперь?!
Боже…
Тяжело сглатываю, сжимаю онемевшие пальцы в кулаки. Скажите мне, что я сплю. Хоть кто-нибудь! Пожалуйста! Я умоляю, разбудите меня от этого нескончаемого кошмарного сна. Я ведь жила ими… Мужем, сестрой, дочкой. Семьей, которой больше нет.
Еще один шаг к двери… маленький… последний… Я уже слышу тихую возню из спальни сестры.
– Ты ведь не посмеешь так поступить со мной, Даня? – шевелю губами.
Горло сдавило и голосовые связки больше не слушаются.
Зажмуриваясь, толкаю эту дурацкую дверь. Все, что было живого во мне, рвется на лоскуты. В глазах темнеет, и дышать я больше не могу. Сердце взвинчивает обороты до максимума. Горячая волна обжигающего ужаса течет по венам, оставляя прямо там, внутри, нестерпимые ожоги.
Среди бесконечного хаоса раскиданных вещей прямо на кровати мой муж… Мой Даня занимается сексом с моей сестрой. Я слышу, как соприкасаются их тела, как он часто дышит. Вижу, как голая Вика прижимается к нему грудью, закинув одну ногу куда-то в район его ягодиц. Как она царапает его спину, а Даня хрипит от удовольствия и зажимает ей рот ладонью, чтобы не стонала слишком громко.
Просто смотрю на это. У меня нет сил, чтобы уйти, чтобы обозначить свое присутствие. Не знаю, как, зачем… Наверное, мне нужно окончательно умереть сейчас, чтобы проснуться в своем мире. И я позволяю себе умирать, мучаясь в тихой агонии, пока два красивых тела двигаются в такт друг другу все быстрее.
Данила что-то шепчет моей сестре на ушко. Вика стонет громче. Его рука напрягается, стараясь плотнее зажать ей рот. Одеяло сползает с них. Картинка становится еще более откровенной и болезненной.
Вижу, как они достигают пика удовольствия практически одновременно. Даня умеет так, я знаю…
Сестра открывает глаза и встречается со мной взглядом.
«Как ты могла», – хочу сказать, но не могу.
Вика толкает Данилу. Он резко скатывается с нее, хватает покрывало с пола, чтобы прикрыться.
– Ася… – кидается ко мне.
Его прикосновение похоже на удар. Качаясь, делаю шаг назад.
– Аська, – морщится он. – Ась, я дурак. Ася, не молчи только! Черт… – опускается передо мной на колени, путаясь в этом идиотском покрывале. – Ась, я клянусь, это…
– Помутнение, – помогаю ему, все же выдавливая из себя звуки.
Медленно разворачиваюсь, маленькими шажочками выхожу из комнаты.
– Агния! – догонят Даня. – Давай поговорим, – сейчас чувствую, как от него тянет свежим перегаром.
Еще и пьян. Чем не отмазка?
– Асенька…
– Не прикасайся ко мне, – разворачиваюсь к нему лицом, толкаю ладонями в грудь, вкладывая в это свои последние силы.
Сажусь на нашу с ним кровать. Пять минут. Мне надо пять минут, чтобы отдышаться, найти еще немного сил и собрать свои вещи. Мне душно в этой квартире. Мне больно здесь. Я не могу больше…
Агния
Данила надел штаны, присаживается передо мной на корточки, пытается взять за руки, но я прячу их под бедра.
– Не оправдывайся, – хриплю ему севшим голосом. – Просто уйди сейчас. Нехорошо бросать девушку сразу после секса.
– Аська, не надо. Я… Мы выпили просто на работе с парнями. Переклинило. Ты ходишь, как замороженная, я на нервах постоянно и вот. Девочка моя, мы же столько лет вместе. Я ведь никогда, – подбирает слова. – У меня всегда только ты. Это ничего не значит.
– Пошел вон, Аверьянов. Не могу тебя видеть.
– Асенька…
– Уйди, я сказала! –
