— От кого посылка? — уточняю.
— Дьяков Геннадий Семенович и его супруга, — выпаливает не задумываясь.
Киваю. Даю парню на чай. Забираю коробку.
— Ой, какая красивая! — дочка бегает рядом и хлопает в ладоши. — Давай откроем!
Имена мне не знакомы. Но я всех и не знаю. Наверное, кто-то хочет выслужиться перед Вадимом. Заработать себе очки и приблизиться к нему. Мне какая разница?
— Давай! — ставлю коробку на журнальный столик. Хоть дочь порадую, уже плюс.
Позволяю моей лапульке возиться с бантом, открывать коробку, столько счастье в ее глазках, сердце ликует. Снимаю картон… а там…
— Вау! Мама! Никогда не видела таких цветов… — доченька прыгает вокруг огромного букета.
А я от ужаса превращаюсь в статую. Мне хочется надрывно орать. Но ужас меня парализует. Я продолжаю неотрывно смотреть на букет. Я не понимаю, что со мной происходит… Почему так больно… нестерпимо… словно меня режут живьем… Но ведь это просто букет…
Просто синие розы. Очень красивые… сердцевина небесно-голубая, а на кончиках постепенно проявляется темно-синий оттенок. Потрясающий градиентный переход. Такими цветами действительно можно любоваться, но почему они меня режут? Почему у меня ощущение, что стебли опутывают мое горло и не дают дышать?
Сажусь на диван. Судорожно глотаю воздух, а вместо этого что-то острое впивается мне в легкие, сердце… Слезы они льются обжигающим потоком. Меня колотит, и я ничего не могу сделать. Выбегаю из комнаты, успеваю лишь жестом указать домработнице на дочь. Пусть присмотрит. Говорить не могу.
— Мамочка, что с тобой? — доносится обеспокоенный голосок дочурки.
Ах, если бы я знала, что ответить.
Залетаю в ванную комнату, сползаю на пол, закусываю руку, чтобы не издать душераздирающий вопль. Меня ломает, выкручивает, содрогаюсь в приступах боли. Душа разрывается, и я не могу понять поему. Это же просто цветы, красивые, необычные… просто букет.
Но этот букет стоит у меня перед глазами, терзает и не отпускает. Не знаю, что сделать, чтобы унять эту боль… как ее заглушить. Ведь я не понимаю даже причин. Из глаз льются слезы, нет… это не слезы, это обжигающие капли, они сжигают меня. С каждой минутой становится только хуже.
Еще и дочь напугала. Если Вадим узнает, то точно мне не поздоровиться. Надо взять себя в руки, как-то успокоиться. А я продолжаю выплакивать душу, и мне кажется, она обуглилась, сгорела, но продолжает кровоточить.
Умываюсь холодной водой. Ради дочери мне надо выйти. Мне надо улыбаться. Прислуга уже стучит в двери. Скоро доложат мужу…
Шатаясь выхожу из ванной. Натягиваю улыбку. Иду к своей крохе.
— Маме немного нездоровиться. Не выспалась. Все хорошо, лапулька, — прижимаю малышку к себе, стараюсь не смотреть на злосчастный букет. Не могу… слишком опустошает, выжигает…
— Ты меня напугала, — всхлипывает.
— Прости. Сейчас гулять пойдем. На воздухе маме станет лучше.
Как можно скорее одеваюсь. Надо выбежать из этого дома. Надо отвлечься. Но злосчастный букет продолжает стоять у меня перед глазами.
Еще никогда не одевалась с такой скоростью. Подхватываю доченьку на руки и выбегаю за ворота. К нам подъезжает водитель. Еще дна машина с охраной следует сзади. Безопасность. Я к этому привыкла. Муж занимает высокое положение, и через нас могут надавить на него. Я все это выучила назубок. И даже согласна, безопасность ребенка превыше всего.
Только кошмары не отпускают, продолжают крепко держать за горло. Еще бы знать причину. Как разобраться в себе. Даже дочь не может отвлечь.
Мы едем в парк. На улице замечательная погода. Вокруг детский смех. А мне дико холодно, в глазах этот синий цвет… эти розы… И тревога, с каждой минутой только усиливается.
Но ведь все хорошо. Охрана идет за нами по пятам. Дочь рядом. Пытаюсь себя успокоить. Все зря… Я схожу с ума и никак не могу этому помешать.
Катаю Марусеньку на качелях. Она играет с детьми. Пытаюсь общаться с молодыми мамочками. Обычный день… почему же так больно?
Заходим в кафе. Заказываю дочери ее любимые блюда. Она весело играет с подружками. Мамы обсуждают последние тенденции моды, новую коллекцию. Как банально и скучно.
Направляюсь в туалет. Необходимо умыться холодной водой. В глазах не проходит синий туман.
Прошу приглядеть за дочерью, киваю охране.
Захожу в уборную, прислоняюсь к стене. Делаю несколько болезненных глубоких вдохов. Кислород в легкие не поступает, такое ощущение, то вдыхаю раскаленный песок.
— Доброго дня, прекрасная Карина, — из кабинки раздается мужской голос. Тихий, приглушенный… он царапает кожу подобно наждачной бумаге.
В женском туалете мужчина?!
— Вы кто? Что вы тут делаете? — уже собираюсь позвать охрану.
— Не кричи. Не стоит. И звать охрану я бы не рекомендовал, — кабинка открывается и ко мне выходит очень высокий и плотный мужчина с густыми черными усами.
— Кто вы такой? — вжимаюсь в стену. Мне страшно… надо бы заорать, позвать на помощь… но страх сдавливает горло.
— Лев, — широко улыбается и его усы мерзко шевелятся.
Глава 16
Где-то я видела эти усы. Не могу оторвать от них взгляда. Они действуют на меня странно, вселяют ужас и парализуют. Я ведь могу убежать, закричать… за дверью туалета столько народу. Но при этом у меня какой-то первобытный ужас перед человеком с мерзкими усами.
— Это женский… туалет… — протягиваю испуганно.
— Иначе я бы с тобой не смог встретиться, Кариночка, — говорит очень ласково, а я вздрагиваю от его голоса, словно меня избивают. — А нам очень надо поговорить.
— О чем? Я вас не знаю! — шепчу и сама себе не верю. Эти усы мне определенно знакомы, и в тоже время нет… я не помню этого человека… Я словно попала в лабиринт из едкого тумана, и с каждой минутой увязаю все сильнее.
— А пора уже ознакомиться с тестем! — раскидывает руки в стороны и делает два шага ко мне.
— Стойте! Не подходите, пожалуйста! — еще сильнее вжимаюсь в стену.
Не знаю почему, но чем ближе этот человек, тем сильнее меня начинает трясти. Странный страх, жуткий, липкий… Точно так же как с цветами… невозможно найти логического объяснения.
— Чего перепугалась, птичка! — лицо приветливое, но эти усы… они словно живут другой жизнью, угрожают… Не могу перестать смотреть на них…
Они порождают смутные воспоминания, но я не могу ухватиться за них, едкий туман поглощает все. Остался только этот страх, он мешает думать, сориентироваться.
— Я не хочу с вами говорить, — пячусь к двери. Мне надо просто убежать. Тут люди… мне ничего не угрожает.
Но что-то мне подсказывает, угроза все же есть, хоть я еще и не определила для себя ее степень.
— Мы же родня. И я тут исключительно для твоего блага. Просто выслушай. Я не причиню тебе вреда. Неужели мой сын так тебя запугал? — сейчас в его голосе звучит забота, но я ни на секунду не верю в это.
Сын… стоп… Это отец Вадима?!
Изначально я была так напугана, что пропустила слова мужчины мимо ушей.
Муж никогда не говорил мне про своих родителей. Да я и не пыталась узнать. Чем меньше мы общались, тем было лучше для меня.
— Вадим ваш сын? — спрашиваю с недоверием.
— Конечно, родная кровь. А Марусенька моя… ммм, — запинается, болотные глаза бегают, в них таится нечто страшное, затягивающее и пугающее, — Внучка…
— Никогда о вас не слышала, — кошусь на дверь. Она так близко. И все же не решаюсь к ней приблизиться. Усатый мужик будто пригвоздил меня к месту.
— Вадим сложный человек. И у нас с ним непростые отношения. Должен признать, отбился сын от рук. Я долго закрывал на его действия глаза. Но теперь я просто не имею права бездействовать, — он выглядит расстроенным, сдвигает брови на переносице, поджимает губы… а усы… усы они злорадно шевелятся, словно огромный таракан потирает лапы.
— Полагаю, вам это лучше обсудить с сыном. А я… я пойду, — все же делаю попытку прорваться к двери.
— Кариночка, пугливая моя птичка, — ласково но очень проворно и настойчиво преграждает мне путь. — Выслушать меня придется, — в голосе проскальзывает едва заметная угроза. Но такая, что невольно ком в горле застревает.
