Я отшатываюсь. Дрожащими пальцами касаюсь лица. Внутри что-то с треском ломается и падает к моим ногам. Я могу растоптать хрупкие осколки или попытаться их собрать.
— Из блажи? — спрашиваю еле слышно.
— Ну а с чего вдруг? Сидела себе дома, борщи варила в своё удовольствие, а потом взбрыкнула чего-то — и на работу устроилась.
— Мне не нравилось быть домохозяйкой.
— Да ладно? — недоверчиво усмехается Паша. — А сейчас тебе нравится с тетрадками возиться, учеников новых искать, потому что старые твоим преподаванием недовольны?
— Кто-то ведь должен приносить деньги в дом.
А вот это я зря. Прямо по больному. Но сказанного не вернуть.
— Уела меня. Молодец, — кривится Паша. Отворачивается к окну. Я вижу, как напряжены его плечи, кажется, даже слышу его тяжёлое дыхание. Мы зашли в тупик. Не понимаем друг друга, бьём по уязвимым местам. И это после восьми лет отношений.
— Я пошла работать, чтобы не сойти с ума от собственной ничтожности, — озвучиваю то, что Паша и сам прекрасно знает. — Я бы зациклилась на желании забеременеть, а так у меня появились новые друзья, увлечения, занятия. Мне полегчало, знаешь. Я научилась не думать о своём бесплодии, уже не так часто заглядываюсь на чужих детей. Время лечит.
— Вик, мы ведь это обсуждали, — качает головой Пашка. Оборачивается, смотрит на меня с горечью. — Если тебе так сильно хочется, усыновим кого-нибудь. В чём проблема?
Нет, он всё-таки не понимает.
— Не будем об этом сейчас, — неимоверным усилием воли заставляю себя перевести тему, хотя самой хочется залезть под одеяло и тихонько заскулить. — Этот богач Громов предлагает хорошую зарплату. В три раза больше, чем я получала в школе.
Названная сумма впечатляет Пашку. Его брови взлетают вверх, на лице появляется смешное недоуменно-ошарашенное выражение. Что бы он там ни говорил, а деньги лишними не будут.
— Не знаю, Викуль, мутно это всё, — бормочет он. — Не доверяю я богачам, тем более таким влиятельным, как Громов. Если ты что-то сделаешь не так, он будет мстить.
— Не обязательно.
— Один раз ведь отомстил.
С этим не поспоришь. Паша дело говорит, но я не хочу отказываться от такой возможности. Наверное, всё дело в Ксюше. Родная мать в другой стране находится, отец вечно на работе пропадает, а малышка совсем одна. Я бы могла её поддержать.
— Паш, это ещё не всё. Няня должна жить в доме Громова.
— Тогда тут даже думать не о чем. Ты не можешь переехать в чужой дом. Это исключено.
Я знала, что он так отреагирует. Поэтому собиралась отказать Владимиру, понимая, что работа няней отрицательно скажется на наших с Пашей отношениях.
— А на деньги плевать. Я завтра же вакансии посмотрю. Не пройдёт и недели, как я снова буду работать. Ты же этого хотела, Викусь?
Киваю. Паша крепко обнимает меня, целует в щёку, гладит по волосам. Я не чувствую радости. Только жуткую пустоту.
Глава 6
Сегодня воскресенье, последний день, когда я могу позвонить Владимиру. Уверена, если наберу его завтра утром и соглашусь стать няней, он откажет. Потому что срок был озвучен чётко: до конца недели — и ни часом позже. Люди, подобные Громову, не способны на уступки. Всё должно быть так, как они хотят. А значит, времени осталось мало. Непринятое решение давит на меня бетонной плитой.
Я провожу занятие с восьмиклассником Антоном, после чего еду к двоюродной сестре. По телу пробегает озноб. Мне холодно, мне давно не было так холодно! За окном льёт противный дождь, серые тучи нависают над городом. От безысходности хочется кричать. Только что это изменит?
— Привет, систер! — машет мне рукой жизнерадостная Лара. И как у неё получается работать по четырнадцать часов, ребёнка воспитывать и при этом не терять оптимизма? — Сто лет тебя не видела!
— Замоталась немного, — оправдываюсь я.
— Ага, нашла, кому лапшу на уши вешать. Врать совсем не умеешь, — укоряет меня Лара. — Проходи на кухню, я как раз ужин стряпаю.
— Сама? — удивлённо вскидываю брови. Сестра ненавидит готовить и часто заказывает доставку. Ну или полуфабрикатами обходится.
— Ага. Лёвка мне ультиматум поставил: или ты, мать, еду мне готовишь нормальную, или по твоей вине у меня в скором времени появится гастрит.
— Так и сказал? — подхожу к плите и смотрю, что же готовит моя двоюродная сестра. Белая рыба на пару, брокколи и рис. Выглядит аппетитно. Пашка такую полезную еду терпеть не может, он даже овощные салаты не особо любит.
— Ага, прикинь, — смеётся Лара.
— Манипулятор у тебя растёт. Кстати, он в комнате?
— Ага, в наушниках сидит, фильм какой-то смотрит по школьной программе.
— Ясно. Я схожу к нему.
С Лёвой у нас замечательные отношения. Я помню его смешным карапузом, который только учился ходить. Сейчас племяннику почти десять, он стремительно растёт, меняется. Иногда обескураживает меня странными вопросами. Лёве интересно всё на свете, от экономики до криминалистики. Несколько раз он задавал мне вопросы, на которые я не знала ответа. Тогда мы открывали ютуб и смотрели документальные фильмы.
Понятия не имею, в кого Лёва такой умный. Папаша у него мозгами не блещет, а Лара даже высшее образование не получила. Забеременела, ушла в академический отпуск и больше в университет не вернулась. Сейчас она пашет на двух работах, чтобы сын ни в чём не нуждался.
— Что смотришь? — интересуюсь я у Лёвы.
— Видео о том, как устроены тюрьмы, — с горящими глазами отвечает племянник. Я уже ничему не удивляюсь.
— И как? Поделишься со мной тайными знаниями?
Я с интересом слушаю его рассказ. От кого ещё я узнаю о тюрьмах строгого режима? Ему бы с друзьями в танчики играть, как Паша делает, а не документалки смотреть. Но каждому своё.
Лара зовёт нас на поздний обед, после которого Лёва убегает в свою комнату, а сестра садится напротив меня и требовательно спрашивает:
— Что случилось? На тебе лица нет.
Я не хотела грузить её своими проблемами, но не могу сдержаться. Лара с такой заботой смотрит на меня, что молчать просто невозможно. Выплёскиваю наружу свои сомнения и страхи. Паша так и не начал искать работу, хотя обещал постараться.
— Да уж, — присвистывает она. — Сложная ситуация. Но я в любом случае буду на твоей стороне.
— Восемь лет, Лар. Почти восемь лет я верила, что мы с Пашей поженимся и будем самой счастливой парой. С детьми, — я запинаюсь.
— Мы с Денисом столько же вместе были, и что?
Два года назад муж Лары сказал, что ему всё смертельно надоело. И ребёнок, и скучная работа, и семейные обязанности. Денис продал свою квартиру, доставшуюся ему от родителей, и уехал в другую страну. Ларе он оставил какую-то мизерную сумму, поэтому сестре пришлось искать вторую работу. И как-то выживать без поддержки некогда любимого мужа.
— Если я пойду работать няней, это будет конец. Паша не простит.
— Уверена? Мужчины любят разбрасываться громкими словами, а по факту они такие же люди, как и мы. Быстро отходят и легко прощают, — она невесело улыбается. — Паша мечтает, чтобы ты снова в четырёх стенах сидела и в рот ему заглядывала. Оно тебе надо?
Отрицательно мотаю головой. Вот и ответ на все мои вопросы.
Дома царит полумрак. Я роняю ключи на пол. Удивлённо таращусь на свечи, которых так много, что в глазах рябит. Они на в коридоре, на кухне и даже в гостиной. Паша встречает меня ласковой улыбкой, целует в губы, нежно, почти невесомо.
— Сюрприз, — шепчет он и указывает на стол.
Паша заказал доставку. Мои любимые суши «Филадельфия» и салат с курицей.
— В честь чего это всё? — теряюсь я.
— Я был на собеседовании. Меня взяли. Отныне я буду работать в лучшем баре города.
— Правда? Я так рада! А почему ты ничего не говорил?
— Хотел тебя удивить, — улыбается он.
Горло спазмом сжимает, и дышать тяжело. Я часто моргаю, отворачиваюсь от Паши. Кажется, что воздух превращается в мелкое острое крошево, которое ранит лёгкие. Я ничего не чувствую, ничего. Так не должно быть, это ненормально. Может быть, у чувств есть срок годности. Если их не подпитывать должным образом — они гаснут. Или мельчают настолько, что их сложно найти, почти невозможно воскресить.
