– Понимаете, мне трудно отделить человеческий интерес от профессионального. – И я попыталась ей объяснить, что одно без другого у меня не бывает.
Она слушала рассеянно, видимо, думала о своих делах. Я замолчала. Мне безумно хотелось узнать, что же было дальше, но она явно не желала продолжать рассказ, тем более что и время уже было позднее.
– А у вас нет с собой никакой вашей книжки?
– Нет, я не думала, что это кому-то тут понадобится, – засмеялась я. – Но если вам интересно, дам вам свой телефон, приходите в гости в Москве.
– Вы серьезно?
– Ну разумеется.
– Обязательно приду.
– Таня, а что, если я использую кое-что из ваших рассказов? Я сейчас собираюсь писать новую книгу…
– Детскую?
– Да нет, взрослую.
Она задумчиво на меня посмотрела.
– А что? Пишите! Мне не жалко!
– Таня, но ведь то, что вы рассказали, только завязка для романа, а что было дальше? – взмолилась я. – Хоть вкратце, совсем схематично расскажите…
Она лукаво посмотрела на меня.
– Зачем? Дальше вы сами придумайте! Может, у вас лучше получится!
Утром она уехала. Мы сердечно простились, обменялись телефонами. Она еще потребовала, чтобы я написала названия всех моих взрослых книг.
– Обязательно куплю и прочитаю от корки до корки! – пообещала она на прощание. – Надеюсь, у вас в книгах хороший конец?
…Вот стыдоба, думаю, только б он ничего не заметил. А у самой сердце в пятки, по спине холодный пот, ноги дрожат.
– Танечка, у вас что, клаустрофобия? Вам нехорошо? Вы что-то побледнели, – забеспокоился он.
А я обрадовалась. Какая отмазка клевая!
– Да, – шепчу еле слышно, – клаустрофобия…
– Э, да вы сейчас упадете. Держитесь за меня, вот так, не бойтесь, Танечка, нас скоро вызволят отсюда, и воздух тут проходит, видите вон ту щелку…
Он меня за плечи держит, обнимает, можно сказать, и говорит что-то ласковое, успокаивает, а я чувствую, что умираю от счастья и любви. И пахнет от него так приятно, хорошим одеколоном, немножко табаком и чуточку бензином, и руки у него такие сильные, красивые… Господи, думаю, только бы подольше тут с ним побыть.
– Ну, вам легче стало? Умница. Вот что, Таня, расскажите-ка о себе, в разговорах время быстрее пролетит. Вы что, с Сашкой вместе учитесь?
– Да.
– Колотом хотите стать?
– Да.
– Не очень подходящая профессия для женщины, я уж и Сашке говорил, но она уперлась. Упрямая, вся в меня, – смеется он. – А вы москвичка?
– Да.
– Значит, живете не в общежитии, да?
– Да.
– С родителями?
– Да. Ой, нет, я одна живу, родителей у меня нет.
– Ох, простите, я же не знал. Сашка о вас никогда не рассказывала. Вы давно дружите?
– Да нет, не очень. Я даже удивилась, когда она меня пригласила.
– Ну а парень у тебя есть? – вдруг спросил он каким-то другим голосом.
И тут я сразу поняла, что именно для этого человека себя и берегла.
– Нет, – говорю, – и не было никогда.
И осмелилась даже на него глаза поднять.
– Не верю, – говорит, – за такой красавицей парни должны табунами бегать…
– И бегают, только мне на них наплевать!
– Ух ты, как глаза-то сверкают, – улыбнулся он. – Ничего, Таня, все еще у тебя будет, и принц на белом коне. Вы же все о принце мечтаете, даже самые умные.
Тут наконец явился механик и в два счета нас освободил.
– Ну вот и кончилось наше заточение, – смеется он. – Жива?
– Жива!
Поднялись мы с ним на два пролета, он ключом дверь открывает.
– Александра, я тут твою гостью выловил! – кричит он.
– Папа, мы уж волновались! Ой, Танечка, привет!
Квартира у них большущая. Никита Алексеевич ушел куда-то. Сашка меня к гостям потащила, там много знакомых, конечно, но и незнакомые лица тоже попадались. Музыка играла, стол шикарный, но пока все вокруг толклись, не садились. Сашка мой подарок развернула, на себя надела, вроде ей понравилось Я села в уголочек, чтобы в себя прийти, а ко мне парень какой-то сразу клеиться начал. Оказалось, Сашкин школьный приятель, на филфаке учится. Только я его в упор не вижу. И тут стало мне интересно на Сашкину мать посмотреть.
– Саш, может, помочь надо, а? Ну на кухне там или что?
– Да нет, Танечка, все готово уже, только маму еще ждем.
– А мамы что, дома нет? – удивилась я.
– Нет, она вот-вот появится. Тань, обрати внимание вон на того парня, в синем свитере.
– А что?
– Он тебе нравится?
– Ничего, видный.
– Видный! Да он красавец настоящий, будущий киноактер, талант… Я по нему просто умираю… – шепчет Сашка.
А я сижу и думаю, что это все значит? Мы с ней сроду не откровенничали. А тут она меня мало что на день рождения пригласила, так еще и про своего парня рассказывает. Пригляделась я к нему. Ничего себе, красивый, но с Никитой Алексеевичем не сравнить. На Сашку поглядывает, улыбается ей нежненько, но и других девчонок вниманием не обделяет.
– Саш, а твои родители… они кто? – набралась я наконец то ли храбрости, то ли наглости.
– Папа у меня сценарист, а мама – киновед.
Киношники, одним словом. Зато тетка у меня, сестра отца, геологиня, профессорша, такой клевый бабец!
Она в Питере живет, преподает в университете. Я по ее стопам решила пойти, меня от киношников уже тошнит.
– А парня себе киношного выбрала, – засмеялась я.
– Ну и что? Профессия одно, а любовь другое.
И потом…
Но тут вдруг Сашка вскочила с воплем:
– Мама пришла, садимся за стол!
Она побежала встречать маму а я лихорадочно соображала: Сашкина фамилия Вдовина. Значит, скорее всего Никита Алексеевич тоже Вдовин. Никита Вдовин. Никогда раньше я в кино не обращала внимания на сценаристов, но киношники вообще казались мне почти небожителями, хотя в доме Медеи я встречала и киношников.
Но вот, наконец, все собрались и уселись за большой роскошный стол. Чего там только не было… Никита Алексеевич сидел с другой стороны стола и время от времени я ловила на себе его взгляд, как мне казалось, вполне равнодушный. От этого болело сердце. А потом, примерно через час, они с женой ушли, оставив молодежь на свободе. За все время он ни разу ко мне не обратился, не улыбнулся.. Что ж, все правильно, думала я. Кто я такая для него? Сопливая девчонка, сокурсница его дочери, только и всего. Но он же назвал меня красавицей… Ну и что? Просто хотел подбодрить, боялся, что я грохнусь в лифте в обморок, возись потом со мной. Тут что угодно запоешь. А как у него вдруг голос изменился, когда он спросил, есть ли у меня парень… Подумаешь, остался в закрытой кабине с молодой девчонкой, вот в штанах у него и зашевелилось… Большое дело! Такой же кобель, как и все, только что породистый… Так я себя уговаривала, полагаясь на свой богатый жизненный опыт, а сердце все равно болело, и на вечеринке этой мне быстро стало тошно. Как только родители ушли, сразу началось: потушили свет, кто-то визжит, кто-то хохочет-заливается, что-то падает.. Я под шумок вышла в прихожую, ищу свой плащ, а за мной Сашка выбежала.
