достигает апогея. Это не просто раздражение или злость, это глубокое, всепоглощающее чувство, пронизывающее её до глубины души. Это ненависть к его эгоизму, к его безразличию к её страданиям, к его силе, которая позволяет ему так легко управлять её жизнью и ломать её. Это ненависть к его превосходству, которое он демонстрирует так открыто, к его спокойствию, которое так резко контрастирует с её состоянием. Она чувствует отвращение к нему физически, к его прикосновениям, к его запаху, к его голосу. Её душа словно пылает в огне, а ненависть, подобно яду, разливается по венам, отравляя всё её существо.
— Я ненавижу тебя! — кричит она, глаза её горят, — Я хочу, чтобы ты сдох!
В этот момент Никита, абсолютно удовлетворённый собой и своим состоянием, чувствует себя на пике власти. Его спокойствие — это не просто равнодушие, а проявление абсолютного контроля над ситуацией. Он наслаждается её отчаянием, её ненавистью, потому что это подтверждает его силу и безнаказанность. Он видит её боль, её страдания, и это лишь усиливает его собственное чувство превосходства и удовлетворения. Он, словно хищник, наслаждается страданиями своей жертвы, уверенный, что она ему ничего не сможет сделать.
Никита, лишь усмехнувшись в ответ на её яростные слова, встает с кровати. Он не тратит время на дальнейшие объяснения или оправдания, его спокойствие граничит с безразличием.
— Убирайся, мне на работу, — бросает он, даже не глядя на неё.
Жанне не нужно дважды повторять. Она бросается собирать свои вещи, накидывая на себя первую попавшуюся одежду. Она покидает квартиру Никиты, чувствуя облегчение от того, что наконец-то свободна, пусть и на время. Она радуется своей свободе, словно избежавшую опасной ловушки. В её сердце, помимо ненависти, поселяется ещё и страх — страх перед тем, что он может сделать, когда захочет.
Пока Жанна добирается до дома, Никита, сидя в своей машине, незаметно следует за ней. Он наблюдает за ней, как за насекомым под микроскопом, наслаждаясь своим чувством превосходства и контроля. Узнав её адрес, он довольно ухмыляется. Старый, обветшалый дом, в котором живёт Жанна, резко контрастирует с его собственной роскошью. Он видит в этом своеобразную справедливость, наслаждаясь её несчастьем. "Так ей и надо", — думает он, его взгляд холоден и полон презрения. В его глазах, это не просто наблюдение, это победа, еще одно подтверждение его власти и вседозволенности.
Несколько недель Никита наблюдал за Жанной издалека. Ему хватало этого наблюдения; идея снова физически владеть ею вызывала в нём лишь отвращение. Её отказ, её сопротивление превратили её в нечто отвратительное, в самую настоящую грязь в его глазах. Он наблюдал, как она редко выходит из дома, проводя вечера в одиночестве в парке, уткнувшись в книгу. Иногда она ходила в ближайший продуктовый магазин, но больше никуда. Жизнь Жанны превратилась в существование отшельника. Это поражало Никиту. Он помнил её прежнюю жизнь, полную друзей и веселья. Кристина всё ещё её искала, как и её друзья — Марк и Даниил, чьё присутствие вызывало в нём раздражительную волну.
В это же время Никита перестал принимать прописанные врачом таблетки. Доктор предупреждал о частичной амнезии, утверждая, что память будет возвращаться постепенно, но с сильными головными болями.
И вот, в один из таких дней, вспомнилась мать. Образ был расплывчатый, лицо женщины оставалось туманным, неуловимым, но ярко всплыло воспоминание: он, маленький, лежит у неё на коленях, а она нежно гладит его по волосам, успокаивая.
В тот же миг голову пронзила резкая, невыносимая боль. Она началась как лёгкое покалывание в висках, но быстро разрослась в оглушительную пульсацию, будто кто-то молотком бил по черепу изнутри. Боль распространилась по всему телу, каждый нерв вибрировал, а глаза застилала пелена. Казалось, что череп вот-вот расколется, и мозг выплеснется наружу. Это был не просто дискомфорт, а адская пытка, лишающая способности мыслить, дышать, существовать.
В этом приступе боли, в нём проснулось желание того же тепла, той же нежности, которое он вспомнил из детства. Его охватило отчаяние, тоска по чему-то давно потерянному. Посреди ночи, не в силах больше терпеть, Никита выскочил из дома в поисках Жанны. Он позвонил тем самым патрульным, выпытывая адрес её квартиры. Те, видимо, воспользовавшись моментом, охотно выложили всю информацию. Через несколько минут он стоял у её двери, агрессивно барабаня кулаками в старую, потрескавшуюся древесину.
Дверь открыла сонная Жанна, едва успевшая накинуть халат поверх пижамы. Увидев Никиту на пороге, она попыталась резко захлопнуть дверь, но он был быстрее. Его ноги уже стояли в дверном проеме, и он легко, почти невесомо, толкнул дверь, преодолевая её сопротивление. Он вошёл в квартиру, не церемонясь, и тут же запер дверь на засов. Жанна, испуганная, отшатнулась назад, её глаза расширились от ужаса.
— Что ты здесь делаешь?! Что тебе нужно?! — прошептала она, голос дрожал от страха.
— Не волнуйся, трогать не буду, — ответил Никита, его голос был спокоен, почти небрежен, что только усиливало нарастающий в Жанне ужас. — Просто поспим вместе.
Жанна, пораженная неожиданностью его заявления, не сразу нашла что ответить.
— Поспи у себя дома, со своими куколками, — сказала она с горечью, — они красивые и привлекательные, чего тебе не хватает?
— Рядом с ними у меня другие желания, — ответил Никита, уже подходя ближе.
Не дав ей опомниться, он резко схватил Жанну за запястья, осмотрелся, оценивая обстановку, и грубо толкнул её на диван, лицом к стене. Сам он устроился позади, обнимая её за грудь. Она пыталась царапаться, её ногти оставляли отметины на его руках, животе — куда только доставали. Никита одной рукой сдерживал её движения, а другой прижимал к себе, ощущая её тело сквозь тонкую футболку. Он почувствовал, что под футболкой она без лифчика, и чуть помял ткань, прижимаясь ближе. Жанна замерла, прекратив сопротивление.
Никита хмыкнул про себя, удовлетворённый её покорностью. Он заснул, уткнувшись ей в волосы. Запах лаванды, смешанный с ароматом чая и цитрусов, успокаивал его. Он словно перенесся на два месяца назад, когда чувствовал эти же ароматы, но в гораздо более роскошной обстановке.
Жанна спала беспокойно, просыпаясь почти каждые два часа. Каждый раз она осторожно приподнималась, убеждаясь, что Никита спит, прежде чем снова закрыть глаза. Её сон был полон тревожных сновидений, отражающих пережитый страх. Поэтому, когда она наконец проснулась, то не сразу поняла, что Никита исчез. Утренний свет и пустота рядом заставили её поверить, что ночное вторжение было всего лишь страшным сном, кошмаром, который никак не мог отразить реальность.
Встав с дивана, она, стараясь отвлечься
