Блять! Ну как не чувствовать себя сволочью? Как не чувствовать себя подонком, понимая, что сейчас я причиню сильную боль любимому человеку? Я не знаю. Я слишком многого не знаю. И страдал из-за этого. Но теперь страдать Маше, а значит и мне тоже. Боже, какой сумбур в голове. Шага назад нет.
Сегодня. Да, именно сегодня. Всё или ничего. Букетик из трёх белых роз, и я иду навстречу Маши.
— Ого, это мне? — спросила она.
— Нет, не тебе.
— Вот как? Значит Рине? — спросила Маша, а я кивнул головой. — Блин, у неё ведь сегодня вроде день рождения, да?
— Да, точно. Ну что, идём?
— Идём, — сказал я и вскоре мы зашагали по улице. Разговор не клеился. Редкое дело для нас.
— Ладно Маш, нет смысла ломать комедию. Ты выросла, и понимаешь, что не всё в порядке. Я должен тебе сказать кое-что важное, но не знаю, как начать.
— Может с самого начала?
— С самого начала? Что же, начало в таком случае — конец наших отношений.
— А почему мы остановились здесь? Рина приедет на трамвае? — спросила Маш, когда я остановился на трамвайной остановке около моего старого универа.
— Почти. Я продолжу, но пока предложу тебе сесть. Мы возможно надолго. Я уже говорил тебе, насколько мне было плохо без тебя. Я умирал. В буквальном смысле этого слова. Один раз на физ-ре у меня прихватило сердце. Отправился после этого к кардиологу. Не помню, что за чушь он мне говорил, но что-то вроде о риске сердечной недостаточности. Для того чтобы выжить, мне нужно было возвращаться в жизнь, как бы это странно не звучало. И да, я буду немного повторяться.
— Повторяться?
— Ну, это по сути продолжение нашего того ночного разговора.
— Это было не всё? — тихо сказала она.
— Нет, Маш, это не всё. Прости меня. Прости за то, что вновь скрыл от тебя правду. Но это было необходимо. Прости.
— Всё нормально, Вань, всё нормально. Мы через многое прошли. Я понимаю.
— Так вот, мне нужно было возвращаться в жизнь. Но она была не мила мне. Без тебя. Без любви. Я считал, что только любовь сможет вернуть меня. Но все девушки вызывали во мне отвращение. Все, кроме подруг. Нина была занята. Соня не в моём вкусе. Оставались Настя и Рината. Мне больше была симпатична Настя, и я был уже в шаге от того, чтобы позвать её на свидание. Однако уже взяв телефон, я вспомнил наш последний разговор. Вспомнил и то, как ты обвинила меня в измене как раз-таки с Настей. И именно это остановило меня. Я столько раз прокручивал в голове то, как могла бы сложиться моя жизнь, позови я Настю тогда на свидание. Ведь она любила меня. И хотела быть со мной. Хотел этого и я. Но я отложил телефон, а чуть позже позвал на свидание Ринату. Она сказала, что даст ответ позже, в универе. И вот я выхожу с занятий и жду её в гардеробе, а она упёрла руки себе в бока спросила: «Ну что?».
— И вы тогда пошли на это свидание?
— Да. Наше свидание. Первое после тебя.
— А можешь рассказать поподробнее, как у вас там с Риной вышло? Нет-нет-нет, я не ревную, мне просто интересно. Ведь насчёт этого ты был краток, но, как ты сказал, именно из-за этого ты…
— Да. Это стало последней каплей. Да и было бы глупо, если бы ревновала к… Рине. Итак, свидание состоялось. То была середина декабря, и валил густой и плотный снег. Он прямо-таки застилал глаза, но мы решили пойти в ближайший ресторанчик, посидеть и поболтать за чашечкой кофе. Разговор поначалу не особо клеился, но вот снег валит, Рина поднимает голову наверх, и глаза ей застилают белые хлопья. «Как это всё странно» — мягко сказала она. Я же ответил что-то вроде: «Да, такой снегопад редко бывает». Чуть позже я подумал, что её фраза относилась к тому, что странно, что я её пригласил. Что она, такая тихая мышка понравилась мне. Хотя и я не пойми кто. Но я подумал так. «Роковая ошибка», как говорят персонажи в фильмах.
— А как прошло свидание?
— Нормально. Я бы даже сказал хорошо. Вместо условного часа, мы сидели два. В романтику мы оба сейчас не могли, да и не хотели, так что все разговоры были общими. Мы узнавали друг друга лучше. Мы вышли, и я проводил её на трамвай. Вышло забавно, ведь она хотела уже было ограничиться прощанием словесным, но я окликнул и обнял её.
— А что дальше? Второе свидание?
— Второе свидание так и не состоялось. Я пригласил её, но она сказала, что не может. И не сможет никогда. Потом мы после ВУЗа прошлись немного. По дороге она рассказала мне, почему нам не суждено быть вместе. Что она не способна любить, что не отошла от прошлых отношений, которые хоть и закончились больше года назад. Однако всё сводилось к одному. К тому, что она «жестокая бессердечная тварь». И это её слова про себя. Ну и далее слова о том, что я хороший парень, что встречу девушку куда лучше, чем она и так далее. Может быть этих конкретно слов и не было, но сути это не меняет. Ведь я уже влюбился. И поэтому начал придумывать оправдания всему этому.
— И что ты придумал?
— Я придумал то, что у неё никого не было. Что она просто боится парней. Однако это правда. А вот что я напридумывал, так это то, что я нравлюсь ей. Я действительно поверил в этот бред. Я придумал то, что нравлюсь ей, а все эти слова от низкой самооценки. Что она просто боится полюбить по-настоящему. Что она думает о том, что все отношения разрушаются, так стоит ли их начинать, если в конце будет плохо и больно. Что она боится того, что я её брошу. Боится того, что не оправдает моих ожиданий и надежд. Что я не оправдаю её. И тогда я поверил в то, что стоит мне приложить усилия, как она сдаться и поверит в меня. Поверит в так презираемую ею любовь. На Новый год я подарил ей маленького керамического Нэко. Она же анимешница, ты знаешь. Потом мы просто хорошо общались. Нина с Соней меня подбадривали, говорили о том, что мы были бы хорошей парой. Они с ней говорили обо мне, что я не так плох, как она думает. Что мне стоит дать шанс. Всё это придавало мне уверенности в моей теории насчёт её. Каждый день я провожал её до трамвая. И каждый раз мы обнимались. Иногда это даже было её инициативой, так что моя уверенность в её симпатии ко мне всё крепла. Наступило 14 февраля. Заранее узнав информацию, я узнал о том, что она останется в ВУЗе до праздничной вечеринки. Страха того, что она будет с парнем не было. Как и самого парня. От пар до вечеринки было несколько часов, так что я успел сходить домой, умыться, зайти в цветочный магазин и купить три белые розы. И вот я с цветами стою у ВУЗа и жду, когда она выйдет. И наконец она выходит и видит меня. Прячет от смущения лицо руками. Я же, полностью остолбенев от волнения, говорю это: «Сегодня вроде праздник. А я не Валентин, да и ты не Валентина, так что остаётся только один повод.» И мы обнялись. Стояли мы долго, люди проходили мимо и глядели на нас. Я чувствовал, что у меня всё получилось. Что мне удалось разбить её ледяное сердце и сделать его живым, способным любить и быть любимым. «Рина, ты мне нравишься. Очень сильно» — сказал я после того, как мы закончили обниматься. И мы вновь пошли до трамвайной остановки. Шли мы молча, но я не сомневался, что всё хорошо. Но тут она спросила: «И что мне с тобой делать?». Этот вопрос меня ошарашил. Что делать? «Быть со мной» — с улыбкой на лице сказал я. Это была последняя моя улыбка на долгое и долгое время. «Вань, ты хороший парень, но я ведь всё тебе сказала ещё тогда. Мне приятно твоё внимание, но я не люблю тебя. И я вообще ничего к тебе не чувствую.»
— Вань, — сказала тихо Маша и сжала мою руку крепче. Мой голос дрожит, я это знаю, но я должен всё рассказать.
— «Ничего к тебе не чувствую». Это проносилось в моей голове. Ничего. К тебе. Не чувствую. Ничего. То есть ты для меня никто. Разговор между нами на этом по сути и закончился. Я стоял, не в силах что-то сказать, а спустя какую-то минуту подъехал трамвай.
— А потом ты…?
— Нет. Я не совершил попытку суицида тогда. Я просто начал умирать. Не есть, не спать, писать предсмертный трактат, готовить план самоубийства. Который и привёл в действие.
