«Милая Хани!
Надеюсь, ты весело проводишь Рождество. Нам с Гордоном нравится Уинстон-Салем. Мы нашли местечко, чтобы остановиться, в весьма славном парке трейлеров. Гордону нравится его работа. Он просил передать, что у него есть для тебя подарок, но ты его пока не получишь. У меня появилась подружка. Ее зовут Глория, и она научила меня вязать крючком. Я считаю, что тебе все же стоит вернуться в Лос-Анджелес. Не думаю, что Дэшу понравилось бы то, что ты над собой вытворяешь. Я скучаю по тебе. Надеюсь, подарок тебе понравится.
С любовью, Шанталь и Гордон.
P.S. Не беспокойся: если вернешься в Лос-Анджелес, мы с Гордоном следом за тобой не поедем».
Хани закрыла глаза и развернула тонкую оберточную бумагу. С блуждающей улыбкой на лице она вытащила первый с детских лет настоящий подарок, который получила от Шанталь, — вышитый вручную чехол для ролика туалетной бумаги. Он был сделан из отливающей неоновым оттенком голубой пряжи и украшен бесформенными желтенькими петельками, которые должны были изображать цветочки. Хани отнесла его в ванную, засунула в него запасной ролик и водрузила в красном углу туалета.
После этого она попыталась придумать еще что-нибудь такое, чем можно было убить время. Внезапно она схватила серый шерстяной жакет, сумочку и сорвалась с места к своему «блейзеру». Ей приспичило включить радио и уехать куда глаза глядят.
Местные радиостанции передавали только рождественские гимны, и Хани разочарованно выключила радио, не добравшись еще до пригорода. Погода стояла ясная, около пятнадцати градусов, и она решила проехать по Миртл-Бич, чтобы полюбоваться океаном. Через несколько кварталов она неожиданно заметила фургон Эрика, притормозивший у светофора. Хани вспомнились его загадочные исчезновения, и она загорелась желанием узнать, не едет ли он на свидание с какой-нибудь женщиной. От одной этой мысли ей сделалось дурно.
Она не собиралась следить за ним, однако, когда он свернул с Пальметто-стрит, она не раздумывая свернула тоже. Дорога была запружена машинами, и ей не составило труда держать между ними дистанцию в несколько машин. К ее удивлению, он въехал на стоянку центральной больницы Пак-савачи — Каунти.
Она припарковала свою машину несколькими рядами далее его фургона и стала ждать. Прошло несколько минут. Ее мысли все время возвращались к Дэшу, но так как это причиняло слишком острую боль, она стала думать о работе, которую предстояло проделать, чтобы «Черный гром» опять ожил.
Ее внимание вернулось к фургону в тот момент, когда распахнулась задняя дверца. И оттуда вышел клоун.
На нем была лиловая рубашка, заправленная в мешковатые шаровары в горошек; на голове красовался курчавый рыжий парик, на котором был завязан пиратский платок. В одной руке он держал связку разноцветных воздушных шариков, стремящихся в небо, а в другой — пластиковый пакет для мусора, который выглядел так, будто был набит подарками. Едва Хани подумала, что погналась не за тем фургоном, как показалось лицо клоуна, и она мельком уловила повязку на глазу, сделанную в виде лиловой звездочки. Хани на мгновение растерялась.
У Эрика Диллона оказалось еще одно лицо.
Так кто же он в действительности? Сколько у него обликов? Сначала Дэв. Теперь это. Она хотела было уехать, но не смогла. А потом не раздумывая бросилась вслед за ним.
Он успел скрыться, пока она добралась до вестибюля, но напасть на его след не составило труда. Вот старуха в инвалидной коляске с красным шариком. Вот ребенок с рукой в гипсе и зеленым шариком. А вот оранжевый шарик плавает над лежащим на каталке пациентом. А дальше след свернул в закоулки холла.
Она попыталась было убедить себя бросить эту затею, но тут ноги сами понесли ее к комнате медсестер.
— Простите, вы случайно не видели, здесь только что клоун не проходил? — Вопрос прозвучал по меньшей мере странно.
Молоденькая медсестра за перегородкой с искусственной рождественской веточкой в пластиковом кармашке для имени уточнила:
— Вы имеете в виду Пэтчеса?
Хани неопределенно кивнула. Вероятно, это был уже не первый визит Эрика в больницу. Не здесь ли он бывал во время своих исчезновений?
— Возможно, у него сегодня представление для детей. Подождите.
Медсестра сняла телефонную трубку, задала собеседнику на другом конце провода несколько вопросов и повесила трубку на место.
— В педиатрии, на третьем, этаже. Они как раз начинают.
Хани поблагодарила и бросилась к эскалатору. Едва она вышла на третий этаж, как услышала детский смех и визг восторга. Хани пошла на звуки к комнате отдыха в конце коридора и остановилась у двери. От нее потребовалось все ее мужество, чтобы заглянуть внутрь.
Дюжина совсем маленьких ребятишек, примерно от четырех до восьми лет, собрались в весело разукрашенной комнате. Одни были в больничных платьицах, другие — в халатах. Там были и черные, и желтые, и белые ребятишки. Несколько детей сидели в инвалидных колясках, а к некоторым была подключена медицинская аппаратура.
Лицо Эрика под кудрявым рыжим париком скрывал белый грим. У него была одна огромная бровь, нарисованная на лбу, алый рот, красный круг на кончике носа и лиловая повязка со звездочкой на глазу. Все его внимание было обращено к детям, и ее он не заметил. Она зачарованно смотрела.
— Ты не Санта-Клаус! — крикнул мальчуган в голубом халате.
— Ну уж тут ты не прав, — с вызовом возразил Эрик. — Разве ж у меня нет бороды? — И он погладил свой гладко выбритый подбородок.
Дети приветствовали это замечание энергичным качанием голов и отрицательными криками.
Он похлопал по своей стройной талии:
— И у меня огромное жирное пузо?
— Нет!
— И у меня красный наряд Сайта-Клауса? — Он дернул за свою лиловую рубашку.
— Нет!
Последовала длинная пауза. Эрик выглядел изумленным. Лицо его сморщилось, словно он собирался заплакать, и дети засмеялись громче.
— Тогда кто же я? — взвыл он.
— Ты Пэтчес! — взвизгнуло несколько детей. — Пират Пэтчес-одноглазый!
Лицо Эрика расплылось в улыбке.
— Так вот я кто!
Он потянул за пояс свои мешковатые красно-лиловые шаровары, и с полдюжины маленьких шариков запрыгали вверх-вниз. Затем он залихватски исполнил пиратскую песенку «Моряк Поппи», подставляя в нее имя Пэтчес и танцуя что-то вроде ирландской джиги.
Хани изумленно наблюдала. Как этот дьявольски перегруженный делами человек мог отложить их все ради такого представления? Его речь была забавной смесью простонародного, пиратского и еще какого-то невообразимого говора. Дети хлопали с восторгом, захваченные веселым разговором и дурашливым настроением Пэтчеса.
