Элеонор и Джо.
Коннор Майлз. Никому не удавалось остановишь его до сих пор. И эти хотят вручить ему «Америкэн» на блюдечке с золотой каемочкой. А рожать двух детей, наверное, тяжелее? Может, мне все прекратить? Нет, я не могу прекратить… Боже мой, ну почему все так совпало? Гуверсу это не понравится. Он полагает, я готова отстраниться от дел. А может быть, это и так. Он же видел, что мы делали с «Импэкт». Может быть, если бы у меня были необходимые данные, я могла бы работать и дома…
Антитрестовский закон. Возможно. Мы же не маленькая компания, мы не «Пит-групп», и можем позволить себе нанять «Моган Макаскил»… Но нам нужна помощь.
В конце концов, черт побери, я не суперженщина.
Я устала…
А эта проклятая сука…
Если бы я могла спасти компанию, может, сменила бы на посту Гуверса. Харви хочет это место, но он готов сдаться. А Гуверсу очень не нравится такое отношение.
А почему она должна помочь мне? Она же ненавидит меня.
Нет, вы только поглядите, как она скакнула, когда ей представился второй шанс… Мы им нужны. Торговля. Бизнес…
Я хочу сохранить свою работу. Я люблю свою работу.
А может ли женщина действительно иметь все?»
Топаз осторожно спустила с кровати ноги. Взяла атласный халат, надела и потопала в кабинет. Включила компьютер. На экране высветилось время: 12.45 ночи.
Она нашла файл с адресами и телефонами, нашла нужный номер и набрала.
Ответивший голос не был сонным.
— Алло?
— Привет, Ровена, — сказала Топаз.
Ровена Гордон никогда не была столь могущественной, известной и богатой. Она президент «Мьюзика уорлдвайд», первая женщина на таком высоком посту в бизнесе звукозаписи. Она — половина блистательной голливудской пары. Она продала собственную фирму, получив при этом личную прибыль в шесть миллионов долларов, о ней писали в «Ньюсуик» и «Форбс», о ее появлениях в обществе с Джоном Меткалфом сообщали Марисса Мэттьюз и Лиз Смит.
Но в то же время Ровена Гордон никогда не испытывала такого напряжения.
День и ночь она боролась с цифрами, пытаясь повернуть финансовые данные так, чтобы компания не казалась слишком привлекательной, искала юридическую защиту компании. Ровена, Сэм Нил и Ганс Бауэр делали все, чтобы не слишком понравиться Коннору Майлзу, который пачками скупал акции, где бы только их ни находил, скрывая свой истинный интерес за сетью холдинговых компаний и фальшивых дочерних предприятий.
Ровена Гордон никогда не чувствовала себя такой несчастной.
— О чем ты думаешь? — спрашивал ее иногда Джон, закончив заниматься с ней любовью. Она, повернувшись, целовала его и шептала:
— Ни о чем.
Майкл. Майкл.
— Испания была ошибкой.
Ровена Гордон сидела напротив Майкла Кребса в отделанном дубом «Плаза», пила прекрасный коньяк, пытаясь казаться как можно самоувереннее. На ней платье от Адриенны Виттадини из текучего персикового шифона, туфли от Стюарта Вейцмана, сапфировый браслет, соответствующий кольцу.
Майкл был в джинсах и черном свитере, потрепанных спортивных башмаках, но от него исходило ощущение власти и мужественности. Она из последних сил пыталась скрыть свою реакцию на его присутствие.
— Нет, — сказал он категорически. — Испания не была ошибкой.
О, как трудно, подумала Ровена. Действительно, очень трудно. Майклу пятьдесят, но у него все такие же сбивающие с ног черные глаза, такие же волосы — соль с перцем, такое же мускулистое тело — результат неустанной заботы о нем. И что бы она ни делала, ей не удавалось подавить свои чувства: Майкл Кребс оставался для нее самым желанным мужчиной в мире. Но, выражаясь на языке романов, Майкл должен уступить Джону Меткалфу. Иногда она чувствовала, как у нее перехватывает дыхание от красоты Джона, но сексуальность Майкла висела в воздухе как аромат духов.
Она заметила его пристальный взгляд.
— В чем дело?
— Я просто думаю, как горжусь тобой, — сказал Кребс.
— Спасибо, — улыбнулась Ровена, злясь на собственное разочарование от ответа Майкла.
Да ладно, Ровена, он никогда не лгал тебе. Никогда не играл, он всегда говорил, что не любит, не полюбит, что ты просто его друг и все.
— И еще я думаю, как мне хочется, чтобы ты вернулась обратно, — добавил он, не глядя на нее.
— Брось, Майкл, ничего такого ты не имеешь в виду, — ответила Ровена.
— Нет, именно это я имею в виду, — сказал он. — Я действительно хочу.
— Ты любишь меня? — спросила Ровена, презирая себя за проявленную слабость.
Майкл боролся с собой. Насколько легче было бы сказать «да», и тогда она уже никогда бы не смогла отвергнуть его.
— Нет, — сказал он, — я не люблю тебя. Но я хочу тебя. Я скучаю без тебя. Я скучаю, когда не вижу оргазма по шкале Ровены.
— У меня другой, — сказала Ровена.
— Но тебе же нравилось? Нам было с тобой хорошо.
— Да, нам было очень хорошо, — согласилась она, решив, что должна оставаться спокойно-собранной. — Но я теперь с Джоном.
— Ну и что? — спросил Кребс.
— Что ты хочешь этим сказать — ну и что? — выпалила Ровена. — Я не собираюсь его обманывать.
— Да ты даже в глаза мне прямо смотреть не можешь, — сказал он и начал оглядывать ее медленным, чувственным, оценивающим взглядом.
Ровена ярко покраснела. Он прав, черт побери, она не смеет посмотреть прямо на него.
— Ну ладно — расскажи мне о Джоне, — попросил Кребс, как бы заводя беседу. — С ним хорошо?
— Да. Очень хорошо. Вот что, хватит, Майкл. Я не хочу говорить с тобой о Джоне.
— А он тебя удовлетворяет?
— Да, удовлетворяет, — с вызовом заявила Ровена. Майкл Кребс все еще смотрел на нее. — Кончай.
— Ну так взгляни на меня. Ну, Ровена. Если твой любовник тебя удовлетворяет, то почему ты боишься посмотреть мне прямо в лицо?
Она взглянула на него.
— Ну что? А теперь хватит об этом.
Но она возбудилась. Боже мой. Это убивает меня.
— А он, должно быть, ничего себе мужик, если способен удовлетворить тебя, — безжалостно сказал Майкл. И добавил: — Значит, ты кончаешь с ним так же, как и со мной?
Ровена уставилась прямо перед собой, окаменев.
— Это правда, да? — продолжал давить Майкл. — Так же, как со мной?
— Да, — резко ответила Ровена. — А теперь заткнись.
Майкл взял ее за подбородок и резко повернул лицо Ровены к себе. Прикосновение Майкла пронзило ее, как удар электрического тока.
