рано выехали, не успели найти тех пацанов, — сетует Марина. — Что из них вырастет, а?
Я с ней согласен. Найти бы их да жопы надрать. Это как минимум. Все могло закончиться не так хорошо, как вышло в итоге. С другой стороны, это помогло и мне и Алисе сбросить все напускное, шелуху. Остались только чувства. Настоящие. Искренние. До дрожи.
До сих пор душа поет от кайфа. Алиса моя. И она меня любит.
— Все, можно делать музыку чуть погромче, — шепчет любимая и косится в автолюльку рядом. — Никита уснул.
Через три минуты мы въезжаем в первую от базы отдыха деревню, и я паркуюсь у магазина с немного косой вывеской «родукты». На месте «П» пустота.
— Я за водой.
Захожу внутрь. И точно: я такие магазинчики видел разве что на фото. Места мало, поэтому товары мостятся практически друг на друге. Продавщица в синем фартуке и синем кепчике на голове встает и густым басом, который совсем не вяжется с ее тощей фигурой, произносит:
— Вам чего?
— Бутылку воды без газа, пожалуйста.
И тут из-за спины продавщицы выглядывает мелкий пацан.
Его глаза округляются ровно так же, как мои. Он узнает меня, как и я его. Именно этот мальчуган просил у меня хлеб. Именно он был одним из тех, кто раскачивал мост. На нем та же серая замызганная растянутая футболка.
— А ну пойдем со мной! — гремлю я и делаю шаг вперед.
Достать не могу, нас разделяет прилавок.
— Ма-а-ам, — испуганно жмется к продавщице он.
— Что он натворил? — сводит брови к переносице та.
— Раскачивал кладку на базе отдыха. Да так, что два человека упали в реку и едва не утонули. Один из них я.
Продавщица охает. Изучает меня более внимательно, сосредотачивается на часах на руке, на кожаной куртке. Ее лицо наливается краской, она переводит гневный взгляд на сына, упирает руки в боки и рявкает:
— Я сколько раз тебе талдычила так не делать! Опять свою свору собрал, а? Предводитель хренов!
О как, значит, он главный зачинщик?
— Я язык сломала, а ты как глухая тетеря! — продолжает орать продавщица. — Совсем тупой? Идиота кусок! У-у, сил нет уже! Мозгов нет, считай калека! Говорила, а? Ты в колонию захотел, а?
— Нет, — шмыгает носом пацан и рьяно мотает головой.
— Давай, иди! Пускай тебя дядя в милицию отвезет!
— Полицию, — автоматом поправляю ее я.
На пацане лица нет. Его глаза расширяются от ужаса, и он пятится, пока не упирается в полку с продуктами.
— Выходи давай, скотина такая, я кому говорю! — хватает сына за шиворот продавщица, поднимает откидную полку прилавка и едва ли не пинает его ко мне. — Мне все равно! В тюрьму посадют, как отчима, будешь знать!
Ее толчок настолько ощутим, что мальчуган спотыкается и за малым не падает.
— Забирайте, — это она уже мне. — Делайте с ним что хотите.
Я на мгновение цепенею. Она это что, серьезно?
Да ну, не верю. Наверняка показательное выступление.
Мы выходим из магазина, и я качаю головой. Жду, что продавщица вот-вот выбежит. Однако этого не происходит.
М-да. Повезло с родителями, что скажешь.
Пацан сжимается от страха и смотрит на меня забитым волчонком.
— Как тебя зовут? — обращаюсь к нему.
— Волька, — через пару секунд нехотя сообщает он.
— Володя, значит?
Мальчуган насупливается, смотрит на меня исподлобья.
— Так меня называл только папа. А остальные — Волькой.
— А где он?
— Умер. Мне тогда пять было.
— Сейчас сколько?
— Одиннадцать.
— Понятно… — вздыхаю я.
Ну не везти ведь мне его в полицию, в самом-то деле. Да и инспекции по делам несовершеннолетних тут, скорее всего, тоже отродясь не было.
К тому же теперь мне понятны причины его поведения. Отца нет, матери не до его воспитания.
— Зачем кладку раскачивали?
Волька смотрит на меня с подозрением, вытирает рукой нос.
— Весело. Мы часто так делаем, — пожимает плечами он и оправдывается: — Только до этого никто не падал в воду. Мы не думали…
Охренеть весело. Не то слово.
— Вы меня теперь в полицию заберете, да? — вдруг с вызовом задирает подбородок он. — Забирайте, но я своих не сдам!
Усмехаюсь. О как. Не знаю, то ли хвалить его за принципы, то ли ругать за то, что не думали, что творят.
— Пойдем, — говорю я и киваю назад, где припаркована машина.
— Зачем? — теряет боевой настрой Волька, озирается по сторонам.
Он явно на низком старте, того и гляди, сорвется и убежит. Пока держится, видимо, только потому, что мать неподалеку.
— Не бойся, ни в какую полицию я тебя не отвезу.
Иду и останавливаюсь у пассажирской задней двери. Марина и Алиса с недоумением смотрят на меня через стекло, но я поднимаю ладонь, мол, все в порядке.
— Видишь? — спрашиваю Вольку.
— Что? — сопит тот.
— Не что, а кого. Это моя невеста, ее зовут Алиса.
Ну, правда невеста пока не в курсе, что она невеста. Завтра узнает. Я решил, чего тянуть? Вот только с Леной разберемся, и сразу.
— Так вот, Волька. А теперь представь, что я и Алиса умерли по вашей вине. И наш сын остался без родителей.
Глаза Вольки округляются. Похоже, он только сейчас замечает автолюльку с Никитой. Лепечет, запинаясь:
— Это в-ваш ребенок?
Я киваю.
— У меня тоже есть сестричка, — глухо бормочет он. — Ей три.
— Ты ее любишь?
И вроде я задаю простой вопрос, но Волька ощутимо напрягается, как будто я хочу выведать военную тайну. Он мнется и тянет с ответом.
— Я вот очень люблю своего сына, — искренне и просто заявляю я.
Тогда его плечи расслабляются, и он выдает:
— Я тоже… это… люблю сестричку. Она смешная шмакодявка.
М-да, как
