Ознакомительная версия.
Она закрыла перед ним дверь и через минуту забыла о его существовании.
Анна пыталась читать книжки, которые остались от Луизы Ивановны. Большую их часть забрала Татьяна, любительница женских романов. Но и тех, что остались, было немало. Их содержание скользило по Анниному сознанию, как вода по стеклу. В наркотические грезы врывались сценки из жизни великосветского общества — кринолины, длинные платья, замки, кавалеры при шпагах. Водитель Саша привозил ей кассеты с голливудскими видеофильмами: он, оказывается, был большим их поклонником и дома собрал солидную видеотеку. Анна целыми днями смотрела боевики, мелодрамы и комедии. Это тоже был мир грез и сказок, который не требовал участия ее воли, но развлекал и тешил.
Дети чувствовали перемены в маме, но объяснить их не могли. Она теперь все время была дома, но ее словно и не было. Она улыбалась, но словно не им, а чему-то своему. Говорила медленно, если о чем-то спрашивали, просила повторить вопрос. Не ругала за плохие отметки, но и не очень хвалила за хорошие. Она то суетливо-навязчиво ласкала и целовала, то вовсе не замечала их присутствия. Галина Ивановна относилась к маме как к больной. Но мама целыми днями читала книжки и смотрела телевизор — разве так болеют?
Дети перестали прибегать к ней по ночам. Мама спала как убитая, даже не пододвигалась, чтобы освободить им место, не обнимала их, не утешала.
Когда становилось страшно или холодно, Кирилл забирался в постель к сестре. Она грела его своим худеньким телом.
— Как ты думаешь, — спрашивал Кирилл, — мама теперь всегда такая будет?
— Не знаю, — честно отвечала Даша.
— И на работу ходить не будет?
— Говорит, что в отпуске.
— Лучше бы папа не умирал. А правда, что его тетя Ира отравила? Галина Ивановна ее сволочью называет.
— Не выдумывай! — Дарья считала брата еще маленьким для этой страшной тайны.
— Даш, расскажи мне сказку. Про ниндзя и Красную Шапочку.
— Я тебе уже двадцать раз рассказывала. — Дарья сочиняла ему сказки, ей нравилось выдумывать новые, но Кирка требовал повторов, а она не запоминала своего устного творчества.
— Ну и что. Все равно расскажи.
— Ладно. В далекой стране Японии, — Дарья настроилась на заунывный повествовательный тон, — где все люди делились по группам крови и всех младенцев, как только они рождались, прокалывали специальной иглой, чтобы узнать их группу крови, в этой стране появился мальчик, у которого не могли определить группу крови. Его прокалывали много раз, и каждый раз у него оказывалась другая группа. Никто не хотел брать себе этого мальчика — ни первая группа, ни вторая, ни третья, ни четвертая. Тогда жрецы отнесли его в горы и бросили там во льдах. Но он не погиб, потому что его подобрала волчица.
— Как Маугли? — спросил Кирилл.
— Да, как Маугли, не перебивай. Значит, что? Значит, прошли годы, мальчик вырос, стал большим и красивым, как Мел Гибсон. Он умел разговаривать со всеми животными, но испытывал непонятную тягу. Это была тяга к людям. Он не мог прийти к людям, потому что не знал свою группу крови.
— А откуда он знал, что надо знать свою группу крови?
— Если ты меня будешь перебивать, я не буду рассказывать.
— Не буду, рассказывай дальше.
— Он страдал, томился, — Дарья почти пела, она тянула окончания слов, придумывая продолжение истории, — его тело, его разум охватывали какие-то чувства…
Кирилл хотел попросить, чтобы она пропустила про чувства, но сдержался.
— И однажды в горах он встретил девочку в красном берете, в таком, как у тети Веры. Он бросился к ней, но она остановила его жестом изящной руки. “Не подходи ко мне, — сказала девочка. — Я отверженная, я не такая, как все. Я не знаю своей группы крови!” — “Я тоже не знаю своей! — воскликнул мальчик. — Что же нам делать?”
Кириллу больше всего нравился вариант, когда они шли сражаться, уравнивать людей в правах, а потом становились королем и королевой.
— Оружие, — подсказал он, — какое у них было оружие?
— “Мы должны принести в мир справедливость”, — сказал мальчик. — Даша пошла на поводу у брата, хотя ей больше нравилось сочинять про любовь. — С мечами в руках они спустились с гор. Они прошли всю огромную страну Японию, несколько лет скакали на лошадях, плыли по рекам на каравеллах — и везде уничтожали аппараты для определения группы крови. Они стали героями, народ складывал в их честь песни, детям разрешали не ходить в школу, когда они появлялись в городе. Девочка, в длинном бархатном платье, с вуалью на красивом лице, верхом, то есть сбоку на лошади, въезжала в селение. А рядом мальчик, жестокий, но справедливый, со шрамами на мужественном теле. И они, и они, — сбилась Даша, — и они стали царствовать на долгие годы.
— Хорошо! — одобрил Кирилл. Он поерзал, устраиваясь поудобнее под боком у сестры, и спросил, уже засыпая: — Даша, а ты меня никогда не бросишь?
— Ты что, дурак? Никогда. Только ты не бери больше мои фломастеры.
— Не буду, — пообещал Кирилл.
Днем они жестоко подрались, потому что он влез в ее стол и взял цветные карандаши.
Анна потребовала очередную упаковку лекарства. Старшая сестра, Мария Степановна, истерзавшись сомнениями и страхами, пришла к Косте и повинилась. Он призвал все свое самообладание, чтобы не обругать эту старую дуру. Хорошо, хоть сказала, могла и промолчать. Он выписал рецепт — теперь претензий к Марии Степановне быть не могло. И заговорил тоном доброго дядюшки:
— Я много слышал о вас, Мария Степановна. И то, что вы начинали санитаркой на войне, прямо из детского сада пошли, что ли? — грубо польстил он. — И то, что в Средней Азии с чумой боролись и потом до старшей сестры в самой жуткой московской больнице дослужились. Вообще я считаю, что старшая сестра — это главнейшая должность в клинике. Помяните мое слово, авось доживем мы с вами и увидим, как на вашу ставку еще не каждого выпускника института возьмут.
На Марию Степановну, действительно заслуженного человека и прекрасного работника, вылилась бочка меда. Она ее заслужила, но ведь обычно не все заслуженное человек получает сполна. А услышать из уст самого Константина Владимировича! Да с ним каждый в клинике за три метра раскланивается!
— Мария Степановна! — говорил Колесов. — Мы с вами сейчас два человека в некотором роде совершенно исключительных. Мы обладаем информацией, которую не следует знать остальным. Конечно, мы можем проболтаться и по пьянке сказать, что Самойлова пила такие таблетки, что она наркоманка, похоронить ее и при этом, заметьте, не покривить душой.
Ознакомительная версия.
