– Куда это ты так вырядилась? – еле выговорил он.
– В деревню к князю Суну, потому и пришлось надеть пальто. Надо было дождаться, чтобы кто-нибудь подвез, слишком уж жарко. Вот я зашла к мисс Теодоре напиться воды.
– Мисс Джей нет дома, но дверь открыта.
Вместо ответа Яшма приложила узкую кисть руки ко лбу, ахнула и пошатнулась, словно теряя сознание. Сэм О’Доннелл подхватил ее, придержал и почувствовал, как она дрожит. Приняв ее отвращение за вожделение, он не удержался и поцеловал китаянку. Яшма ответила на его поцелуй так, что Сэм вознесся на седьмое небо, поскольку подобных уловок не знал – неужели все китаянки такие? Много же он упустил, пренебрегая ими! Если все эти байки о китайцах не врут, значит, все у нее должно быть маленькое и тесное. Сэм не знал, что Яшма когда-то служила в борделе у мисс Руби и повидала всякое.
– Я хочу тебя, – хрипло прошептал он. – Яшма, я хочу тебя!
– И я тебя, – шепотом откликнулась она, перебирая его волосы.
– Закончу работу, и мы поедем ко мне.
– Нет, лучше не к тебе, – возразила она. – Я поднимусь на гору в вагоне, а ты иди следом по тропе. Я живу в сарае на заднем дворе, тропа ведет прямо туда. Слуг в доме немного, так что поскорее пройди по двору и увидишь мою дверь – ярко-красную, она там одна такая.
– У меня в палатке было бы надежнее, – заметил он.
– Нет, я туда не дойду, я слабая, Сэм. – Она провела языком по его уху, потом – по подбородку, коснулась губ и раздвинула их. – Обожаю белых мужчин, – гортанно выговорила она. – Они такие огромные! Я служу в Кинросс-Хаусе, мужчины для меня под запретом. Но ради тебя я готова рискнуть. Сэм, как я тебя хочу! О, я готова зацеловать тебя везде!
По этим словам Яшму можно было принять за опытную шлюху, но она казалась такой милой и чистой, что Сэм О’Доннелл забыл о неприязни к китайцам и проституткам и кивнул.
– Ладно, приду, – пообещал он.
Яшма набросила пальто и сразу стала прежней, невзрачной: волосы спрятаны, ног не видно, груди будто и не существует.
– Я буду ждать, – промурлыкала она и поспешила прочь.
Подгоняемый острым вожделением, Сэм покончил с работой и чуть ли не бегом бросился вверх по тропе; пес не отставал от него ни на шаг, словно что-то предчувствовал. Возможно, так оно и было.
В обычной жизни Сэм О’Доннелл был тихим, сдержанным парнем, любил знаки внимания со стороны женщин, но на откровенные заигрывания не отвечал. Про себя он говорил, что слишком разборчив, и если кто и способен лишить его желания, так это или добродетельные женщины старше двадцати, или прожженные шлюхи из публичного дома на окраине Кинросса.
Сэм родился близ Молонга, крошечного провинциального городка на западе страны; его судьбу определили обстоятельства. Отец Сэма был издольщиком и стригалем, мать рожала детей. В двенадцать лет паренек впервые явился в сарай для стрижки вместе с отцом и научился кропотливому, тяжелому труду в ужасающих условиях. Стригали жили в бараках, спали на голых койках, питались отбросами, которыми брезговали даже сторожевые псы. Неудивительно, что их профсоюз слыл самым воинственным! Пока была жива мать, Сэм терпел ненавистную работу, а потом удрал в Галгонг, на золотые рудники, где освоил новое дело. Ближе к сорока годам он осел в Кинроссе и нанялся в рудокопы; могущественного сэра Александра Кинросса он и в глаза не видел, даже когда в город приезжал Бэда Талгарт.
Втайне Сэм мечтал о лучшей жизни для всех рабочих людей, о труде в приемлемых условиях и понимающем начальстве, потому и вступил в Объединенную ассоциацию шахтеров. Она вела активную деятельность в Галгонге, и Сэм надеялся продолжить ее в Кинроссе, но помешала хитрость и дальновидность сэра Александра. Требовать у него было практически нечего: условия труда рабочих в Кинроссе считались хорошими, им щедро платили, жизнь в чистом и красивом городе обходилась недорого. Но от всего этого Сэм О’Доннелл лишь сильнее возненавидел сэра Александра Кинросса. У него должны быть скрытые мотивы, даже если их никто не видит. А когда рудокопы «Апокалипсиса» безропотно снесли увольнение, Сэм поспешил в Сидней и разыскал там одного из самых известных демагогов и активистов рабочего движения – Бэду Талгарта. Но разоблачить волка в овечьей шкуре опять не удалось! Получив выходное пособие, рудокопы разъехались искать новую работу. Сэм знал, почему не последовал их примеру.
Все началось на следующий день после увольнения, в самом начале июля; сэр Александр выставлял за ворота одну партию рабочих за другой, и Сэм О’Доннелл оказался в первой. В отместку Сэм решил взобраться на самую вершину запретной горы треклятого сэра Александра Кинросса. И там, на уровне платформы, куда прибывал вагон, но с противоположной стороны от особняка, ему предстало видение. Среди папоротников, что-то напевая себе под нос, бродила самая прелестная девочка, какую он когда-либо видел. Даже старина Ровер, недолюбливающий людей еще больше, чем хозяин, заворчал и подскочил к незнакомке. Но вместо того чтобы закричать и броситься прочь, она радостно засмеялась и обняла пса. А когда с примирительной улыбкой приблизился Сэм О’Доннелл, девочка перевела на него взгляд серовато-голубых глаз и доверчиво протянула руку.
– Привет, – произнес Сэм и приказал псу: – Лежать, Ровер! Лежать!
– Привет, – пролепетало видение.
– Как тебя зовут? – спросил Сэм, удивляясь тому, что ребенок не выказывает ни малейшего страха, который с детства внушали девочкам, объясняя, чем опасны встречи с незнакомыми мужчинами в лесу. В прошлом этот страх не раз расстраивал планы Сэма.
Вместо ответа девочка присела, погладила пса, а тот перевернулся на спину и довольно закряхтел.
– Как тебя зовут? – повторил Сэм.
Незнакомка подняла голову и усмехнулась.
– Ты кто?
– Анна, – наконец ответила она. – Анна, Анна, Анна. Я Анна.
До Сэма дошло: перед ним больная дочь Александра Кинросса, слабоумное существо, которую по воскресеньям видели в церкви с матерью, а в остальные дни – только когда она убегала из дома. Но Сэм с ней раньше не встречался и понятия не имел, что Анна Кинросс так прекрасна, нежна и желанна – и вместе с тем выглядит воплощенной невинностью. Неудивительно, что родители оповестили всю округу, прося всех, кто встретит Анну вдали от дома, приводить ее обратно! Такая юная подружка – несбыточная мечта любого мужчины.
Он присел рядом и, повинуясь инстинкту самосохранения, не стал называть свое имя. Но повторять кличку собаки ему приходилось, отдавая команды, а Анна, с первого взгляда полюбившая пса, как назло, запомнила эту кличку.
– Ровер! – повторяла она, поглаживая пса по боку. – Ровер, Ровер!
