У Артемаса вырвался возглас негодования. Мысль о том, что его чувства к Лили обсуждались за его спиной, привела его в ярость. Джеймс, свирепо улыбаясь, подошел к Элис.
Элис задрожала как осиновый лист.
— Да, я раскрыла твой секрет. Тебе не понять, что я сделала это, потому что люблю тебя.
— Надеюсь, ты будешь счастлива в Лондоне, — холодно произнес он и повернулся к Артемасу: — Я не стыжусь своего поступка.
Артемас схватил его за грудки и, дико сверкнув глазами, посмотрел на него:
— Жена уходит от тебя! Неужели ты позволишь ей уехать?!
— Мы с тобой не похожи. Я не умею добиваться компромиссов и вымаливать прощение за счет всего, во что верю.
Элис прервала их стычку, направившись к дверям. Дворецкий, мистер Аптон, неохотно открыв дверь, взял ее чемодан.
Джеймс, мучительно глядя ей вслед, следил за каждым ее шагом. Артемас отпустил его, втайне моля брата кинуться следом. Но — увы… Тогда Артемас с горечью бросил:
— Ничто из того, что я скажу или сделаю тебе, не может сравниться с тем, что ты только что сам натворил.
Джеймс, расправив плечи, вышел из холла.
Тамберлайн нашел Артемаса, одиноко стоящего в темноте на лоджии. В холодном ноябрьском небе мерцали звезды.
— Лили вряд ли меня простит, — неохотно начал Тамберлайн. — Но в противном случае это сумасшествие никогда не кончится. Я понимаю теперь, что Джеймс никогда не остановится в праведном гневе.
— Что ты имеешь в виду?
Глубоко вздохнув, Тамберлайн поведал Артемасу о записанных на пленку разговорах.
* * *
Руки Лили на руле дрогнули, когда охранник махнул ей «Проезжай!» у огромных ворот Голубой Ивы. Солнце слепило глаза. Лили на своем грузовичке поехала по мощеной дороге через лес. Она описала дугу и въехала в большой очищенный парк с велосипедными дорожками вокруг огромной ивы в центре.
Артемас стоял под раскидистой старой ивой, там же, где они встретились воюющими подростками. Теперь все листья опали, за спиной мужчины вырисовывалась изящная паутинка из ветвей. Вид его действовал на нее как некое пьянящее снадобье.
Лили хлопнула дверцей грузовика. Неужели их тайные встречи — все, на что они могут надеяться?
Она сердито протянула руку:
— Я работала у Маллоя, рассаживая луковицы тюльпанов. И тут с видом генерала Паттона [37], идущего на фронт, явилась тетя Мод. Мальчишкам Паркса не помешало бы отдать ей честь, что они наверняка и сделали. Тетя велела мне сию же минуту ехать на встречу с тобой и говорила так, будто небо упадет, если я этого не сделаю. Можешь объяснить, как тебе удалось убедить тетушку сыграть роль посланника?
Он лукаво выгнул черную бровь:
— Пообещал пожертвовать деньги библиотеке. Полагаю, что именно это смягчило ее мэрское сердце.
— Убедительно!
— Давай пройдемся, и послушай, что я тебе скажу.
Лили посмотрела на него с изумлением, ее сердце переключилось на высшую скорость, когда она увидела решимость на его лице.
Она прямо-таки вся истомилась от молчания, и вдруг взгляд ее упал на новый бронзовый трафарет на каменном пьедестале у дерева. «Голубая Ива. Подарена Коулбрукам Маккензи в 1900 году. Дерево всегда охраняет и вдохновляет тех, кто любит его».
Обняв Лили за плечи, он отрывисто вздохнул:
— Теперь тебе не надо защищать меня или мою семью. Боже, я так люблю тебя за то, что ты пыталась сделать, но на этот раз, Лили, посмотрим правде в глаза.
— Что?..
— Я знаю о Джулии. Знаю, что ты пыталась сделать ради меня.
У Лили вырвался сдавленный крик отчаяния:
— Но почему? Я думала, он понял…
— Джулия действительно виновна. Ты думала, я не захочу признать этого? Возненавижу тебя, если ты откроешь мне глаза?
Она чуть сникла.
— Да. Это одна из причин. Тебе, вероятно, очень больно.
— Да, больно. Хотелось бы верить, что сестре ничего не было известно, но теперь я не позволю тебе защищать ее, оберегая мои чувства.
— Что хорошего в том, что ты узнал правду? Это не принесло мне никакого удовлетворения. Я молилась, чтобы Ричард был невиновен, но он несет не меньшую ответственность за происшедшее. Кроме душевной боли, твоей и твоих родных, теперь ничего не изменится.
— Ты хотела жить с тем, что узнала о Джулии, позволяя моим братьям и сестрам отвергать тебя из-за того, что ты якобы несправедливо обвинила ее; позволяя мне считать, что ты ошиблась, защищая Ричарда?
— Я примирилась с ошибкой Ричарда. Я понимаю почему, и несмотря на то, что он виноват, жить с тем, что мне известно, теперь можно. Но не могу же я просить тебя простить его.
Артемас молчал. Видимо, он пытался сохранить самообладание. Наконец тихим и полным печали голосом он произнес:
— Точно так же и я не прошу тебя простить Джулию. Но ведь это не мешает нам любить друг друга?
Его слова опалили ее подобно очищающему пламени. Подняв голову, она отчаянно искала его глаза и, встретившись взглядом, тотчас расстроилась. Надо немедленно сломать барьеры, сжечь прошлое!
— Я любила тебя всю мою жизнь. — Голос Лили мучительно дрожал. — И независимо от того, что случилось и случится, буду любить тебя всю оставшуюся жизнь.
Он впился в нее губами. Лили застонала от радости и печали одновременно. Он гладил ее голову, дотрагивался до всех черточек ее лица, наркотик его губ пьянил.
Он крепко прижимал ее к груди, она пылко ерошила его волосы, издавая едва слышные, призывные звуки.
— Я знаю, почему ты оставил меня, — помимо воли вырвалось у нее. — Почему женился на Гленде де Витт.
— Как? Кто… — Догадка постепенно отразилась в серой глубине его глаз. — Сенатор! Он рассказал?
— Да. Заезжал ко мне, прежде чем уехать в Нью-Йорк. Сказал, что возвращает нам наше будущее. И все, что я смогла сделать, чтобы показать, как много для меня ты значишь… это посадить немного загадочных цветов и кустарников у твоей спальни — своеобразный патетический рассказ обо всем, что я узнала…
Он снова поцеловал ее. Она повисла на нем, обвив руками его шею, погружаясь в него с желанием и прощением, принимая его безрассудство и отдавая всю свою любовь ему.
— Мы будем вместе, — наконец выдохнул он. — Никаких секретов, никакой скрытности, никаких сожалений. Теперь будем вместе, как могло бы быть уже несколько лет назад.
Его слова отозвались в ее душе трепетом, и она подарила ему спокойную улыбку благодарности. Здесь, на этом месте, подводился сейчас итог всему, что подарило ей детство, и всему, что представляла эта старая ива.
* * *
Они находились в мире чувств — она ощущала прикосновение его горячего тела, вес мягких пледов и одеял, она с наслаждением мотала головой, принимая медленные, интимные ласки его губ. Его трепет вызывал в ней томное возбуждение, а каждое движение выдавало ошеломляющую нежность и желание.
