огонь. То ли чайник коротнул… То ли ещё что… Но занавески вспыхнули мгновенно, как и скатерть на столе, под которым ты пряталась. Родители были заняты личными разборками и не сразу заметили дым. Андрей успел погасить пламя, так что когда приехали пожарные, всё было кончено. Кухня частично выгорела, всё в копоти. А ты билась в истерике, и Катрин не могла тебя успокоить. Так и сунула тебя, вопящую, в слезах, в руки Андрея.
Воспоминания накатили на неё сбиваюшей с ног волной. Женя задохнулась, словно её ударили под дых. Кухня в золотую полосочку. Бахрома скатерти, шевелящаяся от её дыхания. Пушистый Флорин, изогнувшийся и царапнувший руку. Крики. Треск. Вонь. И чудовища с огненными лицами, что тянулись к ней своими ненасытными ртами… и шептали, шептали, уговаривали подойти ближе и не бояться…
– Почему ты так ненавидишь её, дядя? – прошептала Женя чуть слышно. По её щекам текли слёзы, но она и не думала их вытирать. – Ведь они вдвоём там были. Ругались друг с другом, папа и мама… – она сглотнула. – Кричали друг на друга. Значит, оба виноваты в… в случившемся.
– Андрей знал, что у этой… кхм… актрисульки Катрин были поклонники. Но одно дело получать восторженные письма, хотя было б там чем восторгаться. А другое… – он вздохнул. Признания давались дяде нелегко. – В общем, в тот день твой отец застукал свою благоверную отнюдь не за чтением стихов или любованием букетиком. Понимаешь, о чём я?
– Угу, – глухо произнесла Женя и кивнула, словно собеседник её видел.
– Измена стала причиной скандала, скандал привёл к тому, что они не уследили за тобой и за кухней. Одно потянуло за собой другое, понимаешь, но началось всё из-за неё, твоей пустоголовой мамаши. А закончилось… – он недовольно цокнул, – твоим нервным расстройством.
Константин замолчал. Молчала и Женя. Что тут скажешь?
– А всё потому, что не только в пожаре дело, – с горечью подвёл итог дядя. – Катрин в тот же день просто покидала вещи в сумку и сбежала к любовнику.
– Из своего же дома?
– Ну так там же после возгорания всё в порядок приводить надо было, – едко процедил дядя. – Да и ты никак не успокаивалась. Андрею пришлось и с пожарными разбираться, и с ремонтом, и с тобой по больницам бегать. Потом с работы его уволили. Сначала с одной, а затем и со второй. Кому-то же надо было с тобой сидеть, а Катрин возвращаться не пожелала. И ладно бы к нему! Так ведь и ты ей не нужна стала.
– Но почему? – Женя закрыла глаза и прислонилась лбом к стеклу, надеясь хоть немного остудить лихорадочные мысли, бурлящие в голове, словно в ведьмином котле.
Слышать все эти подробности было ужасно. Больно. Тяжело. Невыносимо. Но лучше горькая правда, чем предыдущие байки про трагическую смерть в адском пламени.
– Ну а ты как думаешь? – было слышно, как дядя усмехнулся. – Ребёнок с психологическими проблемами – с такой обузой карьеру в варьете не построить. Женщинам материнство дано как благо, но не все могут понять и принять его суть. Понимаешь, Евгения, есть люди, сердца которых поразила своей зловонной гнилью тьма…
Не виноватая я, он сам пришёл
Следующие дни потянулись однообразной чередой. Пытаясь найти новое место, Женя просматривала вакансии, рассылала резюме и помогала Кристиану в магазине. Брат даже предложил ей работу на постоянной основе, готов был всё официально оформить. Но она понимала, что он сделал это лишь из желания помочь. На самом деле ещё один сотрудник ему не требовался, он и сам прекрасно справлялся. Потому Женя вежливо отказалась.
После разговора с дядей Костей у неё на душе стало немного спокойней. Словно упал камень с плеч – да что там камень, огромный кусок гранитной скалы! – мешающий дышать свободно. Попрощались они сухо, но без прежней неприязни. Без ненависти и сожалений, отравляющих существование. Даже договорились поддерживать связь, не теряться.
Отложив в тот вечер телефон, Женя долго сидела у окна, глядя в пустоту перед собой. Всматриваясь внутрь себя, в своё прошлое, и пытаясь понять, чего ждать впереди. Увы, будущее рисовалось ей в мрачных красках. И лишь приход Кристиана, неожиданно ставшего за столь короткое время таким близким и родным – ближе, чем воспитавший её дядя – отозвался теплотой в душе.
Пару раз на неделе забегала Анн-Мари, приносила к обеду кособокую стряпню и болтала обо всём на свете. Кажется, она всерьёз решила податься в кулинарию, мечтала никак не меньше, чем о знаменитой парижской школе Le Cordon Blue, но для начала записалась на местные курсы.
Но всё это было днём. А с приходом ночи жизнь словно переворачивалась с ног на голову. Вялотекущая серая обыденность превращалась в огненный кошмар. В прямом смысле этого слова. Стоило только Жене улечься в кровать и закрыть глаза, как нарастал гул, сначала далёкий и тихий, но с каждой секундой он становился всё громче и нёс с собой треск костров и жар пламени.
В одну из ночей Женя проснулась от того, что брат аккуратно тряс её за плечо, боясь ещё сильней напугать.
– Эжени… Дорогая, проснись!
Она распахнула глаза и замерла, пытаясь унять неистово колотящееся сердце. По инерции всхлипнула. Мокрые от слёз щеки холодил воздух. Немного успокоившись, она прошептала:
– Извини, снова разбудила тебя… Кричала, да?
Кристиан вздохнул и успокаивающе погладил её по руке, а Женя, сама не ожидая этого от себя, внезапно вцепилась в его ладонь.
– Пожалуйста, Кристиан… Полежи со мной немного, – она тут же смутилась, осознав, как пошло звучит её просьба. – Нет, я не в том смысле, что… Не подумай ничего такого. Просто побудь рядом, как будто мы маленькие, понимаешь?
– Но… – брат явно растерялся. – Три часа ночи, и я…
– Пожалуйста! – Женя зажмурилась. Смотреть на него было стыдно, но оставаться одной – страшно. – Я очень тебя прошу…
– Ладно, – сдался Кристиан. – Полежу немного рядом и пойду к себе.
Он аккуратно опустился на край кровати, и Женя отодвинулась, освобождая место. Скомканное одеяло между ними образовывало естественную преграду, на которой покоились их соединённые руки.
– Нужно с этим что-то делать, – сказал следующим утром Кристиан за завтраком. – Я не могу всё время спать с тобой в одной кровати. Согласись, это странно.
Он поставил перед ней тарелку с «Крок-мадам», положил сверху веточку базилика и принялся разливать по чашкам чай. По кухне поплыл аромат смородиновых листьев.
Женя виновато потупила глаза.
– Я думала, что раз нет теперь ни Моник, ни
