Она так ждала его в тот вечер. Даже к родителям не поехала на прощальный ужин, чем, наверное, их обидела, но не смогла заставить себя выйти из дома. Хотя, это был уже не её дом. Все личные вещи вывезены, собранные чемоданы стоят у дверей, даже уборка сделана, и квартира ждёт возвращения истинной хозяйки. А Катя уезжает отсюда навсегда, и теперь только вспоминать будет, как и что здесь было при ней. При ней и Андрее. Но может к лучшему? Не будет видеть, и воспоминания не будут настолько болезненно острыми. И постарается забыть, что он не приехал. Сказала ему Маргарита или нет - не так важно. Жданов всё равно мог бы приехать. Чтобы попытаться её удержать, отговорить или попрощаться. Что угодно было бы лучше неизвестности. Когда она до поздней ночи сидела и ждала его. А когда поняла, что он не приедет, разозлилась ужасно, и решила, что полностью права, что уезжает. Всю жизнь можно ждать, пока Жданов решится на что-то, а ей тоже нужно строить свою жизнь. Андрей снова станет президентом "Зималетто", Катя в этом почему-то не сомневалась, никогда, в отличие от самого Жданова, а она тоже будет карьеру делать. Для неё это важно, если он забыл об этом. И всё у неё получится.
Тоска снова накатила в один момент, сердце сдавило ледяным обручем, и руки сами в кулаки сжались. Пушкарёва осторожно втянула в себя воздух, и заставила себя улыбнуться, когда Лена вцепилась в её локоть, а потом указала рукой на возвышающийся за площадью собор Святого Петра.
- Катя, посмотри, как красиво. - Заглянула Пушкарёвой в лицо, не дождавшись никакой реакции. - Ты смотришь?
- Конечно, смотрю. Очень красиво.
- Конечно, смотрю, - передразнила её Лена. - Смотрю, но не вижу, да? О чём опять думаешь?
Катя кулаки разжала.
- О соборе и думаю, - медленно проговорила она, чувствуя, что сердце начинает стучать спокойнее. - Женева - очень красивый город, да?
Лена отпустила её руку.
- Ну, тебя. Ещё и притворяется.
Катя рассмеялась, и в знак примирения, сама взяла Лену под руку. Та шутливо привалилась к её плечу, и они вместе стали смотреть в окно, любуясь достопримечательностями Старого города.
- Зайдём в магазин? - предложила Лена, когда автобус въехал в их район, мало похожий на Старый город или элитные спальные районы Женевы. Вид стал более привычным, обычные многоквартирные дома, правда, всё выглядело ухоженным, даже придомовые территории глаз радовали, что в Москве редко встретишь. Девушки вышли на своей остановке, и остановились, обсуждая планы на вечер. - Нужно что-то купить на ужин.
Катя забрала у Лены её портфель.
- Ты иди в магазин, а я домой пойду. Ходить по магазинам с портфелями не слишком удобно, - улыбнулась она.
- Это точно. А что на ужин купить?
- Что купишь, - равнодушно отмахнулась Пушкарёва.
Лена направилась в противоположную сторону, а Катя, поудобнее перехватив два солидных по размеру и весу портфеля, направилась к дому, в котором банк снимал им квартиру. Небольшую, с маленькой кухонькой и почти такими же, по своим габаритам, двумя спальнями, но всё-таки это было отдельное жильё, огромная удача, по Катиному мнению. В Берлине, где она проходила практику, учась на последнем курсе института, условия были куда хуже. Тогда она жила в доме для студентов, больше похожем на общежитие, и из-за постоянной толчеи, юношеского веселья и гама, сосредоточиться было почти невозможно. А в том, что их с Леной квартира находилась достаточно далеко от банка, в котором они стажировались, тоже можно было найти массу плюсов. На полноценную экскурсию по городу свободного времени им пока не хватало, а так, они дважды в день могли любоваться архитектурой, проезжая на автобусе через центр города.
Катя свернула за угол, посмотрела по сторонам, прежде чем перейти дорогу, и, прижав портфели к себе одной рукой, одновременно пыталась отыскать в кармане ключи. А потом с шага сбилась, заметив Жданова. Он стоял у подъезда, сложив руки на груди, и под ноги себе смотрел. На лице бесстрастное выражение, но Катя почему-то сразу подумала, что стоит он здесь уже давно. Сглотнула, а сердце тяжело забухало, и уже не в груди, я где-то в горле забилось, как пойманная птица. Катя даже кашлянула, прочищая горло, не в силах терпеть. А Андрей глаза поднял, увидел её и тут же выпрямился. Вся скука с него слетела, вздохнул глубоко, как будто сил набирался перед прыжком, и к Кате шагнул.
- Привет.
Она не ответила, глаза опустила, а руки вдруг ослабели, и она едва не уронила портфели. Суетливо подхватила их, снова прижала к себе. Жданов подошёл и остановился в одном шаге от неё.
- Катя.
- Как ты меня нашёл?
- У родителей твоих адрес взял.
Она едва слышно хмыкнула.
- И они дали?
- Ну, раз я здесь...
Катя глаз на него не поднимала, разглядывала пуговицы на его рубашке.
- И номер сменила, - вроде бы упрекнул Жданов.
- Так дешевле.
Он кивнул, соглашаясь.
- А я звонил, звонил...
- Звонил?
- Конечно. А ты уехала.
Она всё-таки посмотрела на него, с упрёком.
- Андрей, ты просто ушёл тогда, и всё! Ты даже разговаривать со мной не хотел! Что я должна была думать?
- Почему не хотел? Я хотел!
- Ты не отвечал на мои звонки! И ты не приехал ко мне!.. Ты знал, что я уезжаю, но ты не приехал!
Он покаянно опустил голову.
- Я думал, что ты останешься. Если я не приеду к тебе, то ты останешься.
Катя удивлённо моргнула.
- Да? И как я должна была об этом догадаться?
Андрей пожал плечами, и кисло улыбнулся.
- Я не знаю.
Она ударила его по плечу кулаком.
- Ненавижу тебя!
- Не ври. - Жданов её руку, сжатую в кулак, перехватил, и сжал в своей ладони. А после Катю к себе потянул, вместе с её портфелями. Обнял и губами к её волосам прижался. - Я так соскучился. Целых десять дней.
- Я знаю, знаю, что десять. Уже почти одиннадцать.
Андрей с облегчением рассмеялся ей на ухо.
- Так боялся, что не простишь, - проговорил он. Заставил Катю посмотреть в его лицо. - Ведь простишь?
- Смотря, за что, - сказала она, и свободной рукой слёзы вытерла. На пальцах остались тёмные разводы от туши.
Жданов хмыкнул.
- За то, что отпустил. И за то, что не хотел отпускать. За всё.
Катя не ответила. Зато обняла его свободной рукой, и так замерла на пару минут, уткнувшись носом в воротник его рубашки. Глаза закрыла, и пыталась осознать, что он всё-таки приехал, и тосковать больше незачем.
