Малыш, 1982
Вопреки столь уверенно высказанному предположению Макса, Малыш был тогда в постели не со шлюхой, а с Энджи. И если бы его спросили, стоило ли это сердечного приступа, он бы без колебаний ответил утвердительно.
Он с удивлением оглядывался теперь назад, на те десять лет, что прожил без Энджи: как мог он все эти годы считать себя счастливым, да хотя бы только удовлетворенным?! Он испытывал к Энджи не привязанность, не влечение, даже не страсть, и когда бывал с ней, то не просто получал огромное наслаждение. Он действительно любил Энджи, не сомневался в своем чувстве, и одна только эта уверенность уже делала его счастливым.
Энджи очень сильно изменилась за эти десять лет; внешний шик и обаяние юности сменились опытом, знанием и пониманием жизни; вместо наивной прямолинейной хитрости появились проницательность и тонкая практичность; откровенная ранняя сексуальность уступила место чувственности. Теперь она была богатой, добившейся успеха женщиной, и Малышу, как ни странно, это нравилось и даже льстило. Прежде его постоянно преследовала мысль, что она может просто использовать его — пусть и не очень уж сильно, но пользоваться его деньгами; что ее может привлекать в нем пусть и в самой небольшой мере, но все-таки его власть, а не он сам. Теперь же, когда она сама стала богатой и влиятельной, ей незачем было оставаться с ним ради того, что он мог бы ей дать или для нее сделать; теперь уже было очевидно, что ей нужен он сам, и осознание этого наполняло его таким счастьем, которого он никогда в жизни раньше не испытывал. Он хорошо помнил, какая буря эмоций охватила его, когда он увидел на конверте ее аккуратный, но некрасивый почерк: он тогда так разволновался, что вынужден был сесть, выпить чашку очень крепкого кофе и только после этого смог заставить себя вскрыть конверт. Потом он сидел и перечитывал письмо, тронутый тем, что она не поленилась написать ему, взволнованный ее предстоявшим приездом в Нью-Йорк, обрадованный тем, что она явно хотела забыть прошлое и восстановить их дружбу; он перечитывал и видел, как листок дрожит в его руке.
И в тот самый момент, как он увидел ее — она сидела такая прекрасная, притягивавшая к себе, — заговорил с ней, дотронулся до ее руки, ощутил запах ее духов, — в тот самый момент он понял, что чего бы это ни стоило и что бы ни произошло, но он обязательно должен вернуть ее.
Сделать это оказалось не очень трудно. Она сама ясно дала понять, что хочет того же. Через два дня после первой их встречи они вместе поужинали, а потом отправились прямо к ней в номер, в гостиницу «Пьер».
— Занятно, правда, — проговорила Энджи, доставая из холодильника шампанское и наливая Малышу бокал, — что теперь я тебя принимаю с шиком, а не наоборот? Мне это нравится.
— Мне тоже, — согласился Малыш. — Зачем только мы зря потеряли десять лет?
— Действительно.
Наступила пауза; оба они испытывали смущение и держались несколько напряженно, так, словно до этого и не сидели вместе в ресторане. Энджи подошла к окну.
— Надо нам что-нибудь придумать. Как в доброе старое время. А не пойти ли покататься в карете? Вон их там сколько.
— Только если ты сядешь рядом со мной, в карету. На козлах, рядом с кучером, я тебе быть не позволю.
— Малыш, обещаю, что сяду с тобой. Пошли.
Они спустились вниз и перебежали через улицу к длинной веренице стоявших у обочины экипажей.
— По самому длинному маршруту, какой у вас есть, — велела Энджи вознице, забираясь в карету.
Карета двинулась в сторону парка; Малыш сидел, ужасаясь при мысли, что может попасться на глаза кому-нибудь из знакомых, но одновременно и млея от удовольствия. Энджи посмотрела на него и широко улыбнулась.
— А я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Не надо. Кто тебя тут увидит или узнает? Дай мне руку.
Малыш протянул ей руку, она нежно поцеловала ее и потянула под полог, которым возница их укутал.
— А теперь, — сказала она, — пожалуй, немного припомним старое.
Почти со страхом, как острый укол боли, он ощутил прикосновение к ее бедрам — гладким, шелковистым и теплым; на ней были чулки, а не колготки, и она стала медленно, очень медленно и мягко продвигать его руку вверх, туда, где становилось все жарче, время от времени приостанавливая ее движение, задерживая ее, а потом вдруг, сразу его рука оказалась там, именно там, куда и хотела попасть, прямо поверх ее густых волос. Малыш застыл, охваченный радостью и желанием; трусиков на Энджи не было, под черным платьем из джерси она была совершенно голой. Энджи, приведя его руку к цели, начала шарить под пледом своей рукой, отыскивая его молнию; Малыш ощутил ее необыкновенно ласковое и нежное прикосновение к своим бедрам, почувствовал движение ее руки, потом она медленно, очень медленно расстегнула молнию, и рука ее осторожно, словно нащупывая путь, двинулась дальше, внутрь, отыскивая его пенис. Он почувствовал легкое касание ее пальцев, потом они ласкающе забегали вверх и вниз, задерживаясь на головке; Малыш застонал, она хихикнула и, повернувшись к нему, прильнула к его губам своими. Ее упругий, энергичный язык принялся жадно искать встречи с его языком; у Малыша возникло вдруг такое чувство, как будто впервые после долгой, очень долгой голодовки ему дали поесть; будто с палящего солнцепека он попал наконец в спасительную тень; он откинулся назад и принялся ласкать ее, с удовольствием ощущая рукой теплую влагу и радостно, с необычайной живостью вспоминая неизменно страстные, ждущие и зовущие ее глубины; она тоже застонала и вдруг, словно позабыв обо всем, повернулась к нему спиной, приподнялась со своего места и опустилась к нему на колени; Малыш ощутил ее влажный жар и почувствовал, что пенис оказался уже внутри ее, плотно охваченный со всех сторон, и она задвигалась, то принимая его глубже, то немного отпуская. Он обнял ее за талию, и руки его двинулись вниз по ее животу, туда, к волосам, отыскивая клитор, вот пальцы нащупали его, он был горячий и твердый; Энджи тяжело дышала и постанывала, то сжимая в себе Малыша, то слегка расслабляясь, и он почувствовал, как, подобно урагану, с какой-то первобытной силой в нем нарастает, приближается оргазм, как она отзывается на его возбуждение своим, как накапливавшееся напряжение взрывается радостью и ликованием, как она отвечает на этот взрыв, все сильнее и энергичнее вжимаясь в него, пока их оргазмы не сливаются вместе; потом, когда все было кончено, они полулежали под пледом, избавившиеся от сжигавшего их желания, странно умиротворенные, и смотрели вверх на звезды, а карета респектабельно и достойно продолжала свой путь вокруг Центрального парка.
