Ознакомительная версия.
— Кто это? — спрашиваю шепотом Яра.
— Сейчас познакомимся, — говорит он.
Собственно, разговор мы начали, паузу сбили, а с ней и довольство с сытых аристократических лиц. Свекровь прижимает к груди собачку, словно мы на нее посягаем. Собачка, дрожа, пытается спрятаться под широкополую шляпу. Свекор, не изменяя себе, спокойно цедит коньяк.
— Ну, кто здесь у нас? — Яр приподнимает подбородок дрожащей собачки и та под его пристальным взглядом принимается заунывно скулить. — Как зовут эту мелочь? Доллар? Цент? Может, Пятак?
— Бетельгейзе! — гордо представляет свекровь.
— Вводишь новую моду, — говорит мне Яр, и отодвигает галантно широкое кресло.
— Мог и бы притвориться, что не заметил! — возмущается свекровь. — Злата же промолчала!
Да, но, честно говоря, едва удержалась: как-то не так я представляла себе сверхгигансткую звезду красного цвета…
— Ну, привет, — начинает светские реверансы Яр, а я пока осматриваюсь по сторонам. Не то, чтобы готовлю пути к отступлению, просто никогда не была в комнате VIP шикарного ресторана, а есть или пить все равно не собираюсь.
Обстановка располагает к тому, чтобы расслабиться и потратиться. Диван, на котором восседают и полулежат мои бывшие родственники, два кресла в тон для нас с Яром, яркая люстра как солнце — и формой, и размером, только что не обжигает, небольшой круглый стол с кружевной скатертью ручной работы, заставленный так, что не удивительно, почему у него искривленные ножки.
Двое напротив, не считая собаки.
Мы рядом.
Яр перекидывается пустыми фразами, я молча смотрю на свекра — он так спокоен и, кажется, всем доволен, в том числе и собой, и своими поступками. Тихоня, внутри которого гниль и буйство. Он чем-то похож на меня. Он — да. Больше, чем остальные. Я тоже молчу, держу все в себе, предпочитаю жить тихо, но если копнуть поглубже…
Перед глазами мелькает картинка, как я поднимаюсь, вышагиваю к дивану, на котором он разлегся хозяином жизни, и плебейски плюю ему в рожу. И дергаю с силой за переливающийся серебром галстук. И да — как же без этого — давлю каблуком на туфли из крокодила, расплющивая хрупкие пальцы, наслаждаясь хрустом и криком…
О, да…
И взгляд мужчины меняется, затуманившись — становится таким беззащитным, просящим. Он что-то мне говорит, а я продолжаю подтягивать к себе галстук. Я даже согласна съесть этот кусок ношеной ткани — только бы он не поднялся больше с дивана. Никогда. Только бы он ушел вместо меня к мертвым. Без права возврата. Без права прощения.
— Злата, — отвлекает от приятных видений Яр, — ты хочешь о чем-то спросить моего отца?
— А ты с ним наговорился?
— Я сказал, что больше не хочу его видеть, но он может общаться с Егором. Я сказал ему все, что хотел.
— А он что ответил? — игнорируя недовольство свекра и закипающую свекровь, я общаюсь только с их сыном.
— Он зациклился. Пытается доказать, что ты мне не пара.
— Он прав?
— Он ошибается, но мне все равно. Он больше не посмеет вмешаться.
— Почему?
— Потому что он ошибается. Потому что ты — моя пара. — Яр целует мою правую руку по пальчикам, языком облизывает желтый бриллиант в кольце, мне становится жарко, и я незаметно расстегиваю одну пуговичку на платье.
А тишина вдруг взрывается.
Свекровь ахает и бросает от неожиданности на пол свою звезду. Та пытается запрыгнуть ей на руку или хотя бы покорить неприступный диван, но пока у нее получается только делать затяжки на телесных колготках и тявкать. Свекор давится коньяком и роняет бокал на белоснежную скатерть чьей-то долгой работы.
— Ты… — приподнимается, тычет в меня по-деревенски пальцем и захлебывается слюной. — Ты…
Никогда не думала, что именно так ведут себя аристократы, и замечательно, что я не голубых кровей.
— Ты хоть понимаешь, что ты надела?! Ты соображаешь?!
Нет, я тоже думаю, что платье слишком обтягивает, но по сравнению с его галстуком, подкравшимся к кадыку на шее, оно безвольно болтается. Каблуки немного высоковаты, но это моя проблема, они, по крайней мере, не гоняют ветер, как шляпа у некоторых. А клатч — здесь уж не придерешься — клатч безупречен!
— Это же целое состояние! — задыхается свекор, пытаясь по новой налить коньяка.
Такое ощущение, что он дурно спал. С тех пор, как мы с Яром переступили порог этой комнаты, я переодеваться не бегала, а верещит он так, будто только меня рассмотрел. Интересно, что его так задело? Платье куплено за деньги Яра и оно вполне себе дорогое, но вряд ли состояние миллионеров можно оценить в одно черное платье и красные ботильоны. Или все дело в расстегнутой верхней пуговичке?
На его глазах расстегиваю вторую, и он давится новым возгласом:
— Это… невозможно!
Это он еще моей шубы не видел. Эх, зря сдали ее в гардероб, зря! Сейчас бы он точно увидел ее и, захлебнувшись, умер, а я…
Нет, все-таки мы не похожи с ним… Не похожи… Я не хочу довести его до могилы — меня бы больше устроило, чтобы он жил, но мучился, чтобы хоть отдаленно прошел через то, через что прошла я, чтобы он понял…
— Сними немедленно! Яр, пусть она снимет! Это непозволительно!
— Прямо здесь? — уточняю. — При вас?
— Да! — гремит мужчина стаканом о столик. — Да! Я требую!
— Ни за что, — мягко вступает Яр. — Мы уходим. Ты увидел все, что я хотел показать тебе. Ты меня понял.
— Но она… — свекровь хватается за шляпу, мнет ее, видимо забыв, что это не голова. — Но почему она, Яр?.. Одумайся, умоляю… Твой прадед мечтал, чтобы ты женился на девушке из династии…
— Вероятно, он мечтал обо мне, — вклиниваюсь между ахами матушки, — я из династии. Строителей и шахтеров. Не подхожу? Печалька. — Поднимаюсь из-за стола и резко, чтобы не передумать, снимаю с себя черное платье. — И даже после того, как разделась по вашей просьбе? У меня мягкий характер, со мной легко можно договориться, если по-хорошему, если с любовью, если на равных… Но по-хорошему вы не умеете, вы меня ненавидите и равной никогда не считали. Знаете что? Это вы не подходите мне, и моя мягкость не безгранична. За этот день я мысленно затоптала вас каблуками и удавила галстуком. Не попадайтесь мне на глаза, пожалуйста. Между вымышленным и реальностью слишком тонкая грань, боюсь, что поддамся соблазну.
Свекровь прикрывает глаза полями шляпы, но не себе, а любимому мужу, а сама шипит, что я ненормальная и ее сын попался, увы, попался, но Яр не выглядит жертвой. Он сидит как приклеенный к стулу, жадно пожирает взглядом мой шнурованный корсет и подвязки, черно-алая гамма заводит его до того, что синие глаза оборачиваются черными и жгут мою выдержку, улыбку и смелость.
Ознакомительная версия.
